Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

Павел Васильевич несколько раз прибегал, ворчал что-то вроде бабы дурью маются . Ворчал как творец-художник, чьи работы называли мазней, а потом пришел знающий ценитель и сказал, что он гений.

Чай был великолепен. Почти полностью нейтрализовал действие семидесятиградусного самогона. В голове прояснилось, но спать по-прежнему хотелось. Уронить голову на плечо Юры, с которым возвращались на такси, и засопеть. Нельзя. Потеряешь лицо, оно же авторитет. На кой ляд ей авторитет перед этим мальчишкой? Бывает авторитет перед ?

– Вам правда понравились картины дядь Паши? – спросил Юра.

– Очень понравились.

– Дядя Паша – настоящий художник?

– Нисколько не настоящий, рисовальщик плохой, неграмотный, примитивный.

– Так, значит, вы врали? Выкинете на помойку свою картину, а мы как лохи повесим какое-то дерьмо на стенку?

Анна Аркадьевна сидела у окна, повернув голову, посмотрела на Юру. От гнева у него трепетали ноздри и кривились губы. Мальчик шокирован, обманут, разочарован.

– Картины в рамах, – заговорила она спокойно, – моя благодарность тебе и, главным образом, твоей маме. Не покупать же вам хрустальный салатник. Вы вправе как угодно распоряжаться своими вещами. Подаренная мне работа займет место на даче в спальне. Мой муж считает, что самая лучшая картина – та, на которую приятно смотреть, разлепив утром глаза. Кажется, наконец-то мне удалось найти веселый жизнепобудительный или пробудительный вариант.

– Но вы говорите, что дядя Паша неграмотный и примитивный!

– И что? Где противоречие? У дяди Паши лучшие годы уже за спиной, а тупая линейность твоего мышления, не разберусь, – то ли возрастная, то ли органическая – может остаться навсегда. Строишь из себя этакого независимого чайльд-гарольда, а сам зависишь от чужого мнения как сопливый пацан, у которого пистолетик деревянный, а не под пистоны. Не пойду на улицу, у меня пистолет не той конструкции! Какая разница: писал картину, лепил скульптуру, вырезал на токарном станке фигурную матрешку академик от живописи или дядя Паша, Вася, Петя? Нравится или не нравится! Точнее: удовлетворяется ли твоя потребность в красоте, в гармонии, в прекрасном, становится ли тебе от созерцания или владения этой вещью жить интереснее… вкуснее.

– А если у меня вообще нет такой потребности?

– ДНК человека и обезьяны, вроде шимпанзе, совпадают на девяносто восемь процентов. Можно предположить, что у кого-то этот процент больше, приближается к ста, а у кого-то меньше, девяносто семь или даже девяносто шесть?

– Допустим.

– Тогда добавочные проценты – это не только выдающийся интеллект, а, скорее всего, подаренная природой эстетическая способность воспринимать ее, природу. Воспринимать красоту. И только попробуй мне сказать, что неважно, с каким знаком воздействие произведение искусства – тошнит тебя, мигрень атакует или ты радостен и весел, задумчив от вдруг пришедших откровений.

– Я ничего подобного и не собирался говорить, – пожал плечами Юра.

– Вот и помалкивай, – отвернулась к окну Анна Аркадьевна.

– Чего вы разозлились? – допытывался Юра, когда, выйдя из такси, они шли домой.

– Ты первый разозлился.

– Мне можно. Я молодой и глупый чайльд-гарольд. Это из Байрона? Вы… старше, вам надо меня учить и наставлять.

– С какой стати?

Они подошли к двери. Юра передал картину, которую нес, Анне Аркадьевне и помахал ручкой:

– Потому что я вам нравлюсь. До свидания! Спокойной ночи! Меня Анжелка ждет.

Утром Анна Аркадьевна проснулась, как огурчик. Ладно! Пусть не молоденький упругий огурчик, а хорошо сохранившийся зрелый огурец, без явных признаков увядания. Надо разобраться с дисциллятами и ректификатами. Что Илья пьет?

Через два дня Татьяна Петровна, суетливо взволнованная, за завтраком сообщила Анне Аркадьевне, что вечером придут родители Анжелы. И попросила Анну Аркадьевну посидеть с ними за ужином.

Говорила, что это не по-людски, чтоб мать и отец невесты первыми к жениху в дом заявились. Жених и его родители должны к невесте прийти, свататься, как по-старинному говорится, по-современному – руки просить. Сейчас все перепуталось, не знаешь, что и думать. Не по-людски!

– Что сын-то сказал? – спросила Анна Аркадьевна.

Юра завтракал на два часа раньше, у него смена начиналась в шесть утра.

– Ничего толком. Мол, предки задолбали Анжелку, она его задолбала, а ты, мама, не бери в голову. Пожалуйста, Анна Аркадьевна, голубушка! Уж вы не бросайте меня!

Анне Аркадьевне хотелось сказать, что если Татьяна Петровна всех постояльцев станет рассматривать как родственников, членов семьи, то разочарование ждет и ее саму, и постояльцев. Но подобные речи только добавили бы печали Татьяне Петровне. Перспектива провести вечер леший знает с кем Анну Аркадьевну не радовала и настроение испортила. С другой стороны, добрым людям, которые тебе приятны и которые души в тебе ни чают, ты можешь отплатить только одной монетой, пусть и самой ценной, – своим временем, на них потраченным.

После обеда, вместо сна, будто наказывая себя за неблагородные мысли на черта вы мне все сдались? – Анна Аркадьевна помогала готовить ужин, накрывать на стол, рассказывала смешные истории и добилась того, что нервозная напряженность Татьяны Петровны почти исчезла.

Гости не понравились Анне Аркадьевне сразу, определенно и безоговорочно. Впечатление не было взаимным. Ее вообще не восприняли, не удостоили внимания. Такие люди, как Каптенармус со сватьей бабой Бабарихой (именно так мысленно окрестила Анна Аркадьевна родителей Анжелы), не снизойдут до тетки в фартуке, которая хлопочет на кухне, носит на стол плошки с салатами, расставляет тарелки и стаканы перед восседающими бонзами. Она подавальщица, значит, им не чета. Прекрасно! Второе прочтение сцены общения с Валиным любовником Как его? Ашот? Азис?.. Нет, на «Б» – Баходур, сокращенно Баха. Можно отсидеться в сторонке, помалкивать и подать голос, если Татьяну Петровну станут обижать. Юра пусть сам держит оборону. Сидит с хмурой физиономией, будто к нему домой заявились неуважаемые директор школы и завуч, сидят тут, пьют, едят. Пусть сидят, трескают за обе щеки, но если попробуют ему претензии выдвигать, то самим дороже будет.

Анжела – красивая девушка. Чуть примороженная и внутри, и снаружи. Внутри, потому что никакой реакции, эмоций ни на какие речи. Снаружи, потому что ее красоту будто щедро покрыли лаком.

Когда у девочек это начинается? С первыми менструациями, с половым созреванием. Анна Аркадьевна вспомнила себя. Сколько сил было потрачено, чтобы купить тушь для ресниц, черный карандаш для подводки, перламутровые ядовито-голубые тени, крем-пудру, которая не размазывалась на лице, а липла точно шпаклевка. Выпросила деньги у папы, мама на мазилки не дала, стянула у мамы из кошелька недостающие рубль двадцать копеек. Единственное в жизни воровство. Не раскрытое и все-таки постыдное. В картонную коробочку с тушью, кажется, она называлась «Ленинградской», надо было поплевать, поелозить маленькой щеточкой и наносить на ресницы слой за слоем, внимательно глядя в зеркало, булавочной иголкой разделяя ресницы на волоски. На окраску ресниц уходило минут сорок. Тональный крем, подводка, голубые тени…