Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

У Анны Аркадьевны мгновенно вылетели из головы события предыдущего дня, точнее – их послевкусие. Ее мальчик женится!

– Ты женишься?

– Мамочка, – сын чмокнул ее в макушку, – пока это тест-драйв.

Вышел из кухни, рекордно быстро в прихожей оделся и был таков. Анна Аркадьевна не успела бы схватить его за лацкан пальто – черного, драпового, ниже колена, страшно элегантного.

Она посмотрела на дочь и мужа:

– Тут только я в шоке?

– Анечка, рано или поздно это бы… Яичница осталась?

– Я пойду, спасибо! – на ходу допивала кофе Любаня.

– Нет! Сядь! – рявкнула Анна Аркадьевна.

Илья Ильич соскребал со сковородки остатки яичницы.

– Чего ты так разнервничалась?

– А чего ты не разнервничался? Любаня! Ты ее знаешь? Ты с ней знакома?

Дочь покорно кивнула. Она сочувствовала маме, из-за этого сочувствия было невозможно понять, как Любаня относится к так называемой пробной невесте брата.

– Что ты о ней думаешь? Что она собой представляет? – сыпала вопросами Анна Аркадьевна.

– Она… – Любаня неопределенно поводила в воздухе руками, – инопланетянка.

– В каком смысле? – насторожилась Анна Аркадьевна.

– Зелененькая? – спросил Илья Ильич.

– Почему зелененькая? – Анна Аркадьевна растерялась, не поняв юмора.

Муж и в ус не дул.

– Инопланетяне – это зеленые человечки.

– Очень остроумно, но мне сейчас не до смеха. Любаня, почему ты назвала ее инопланетянкой?

– Она такая… – дочь не находила слов. – Сами увидите.

Раздался звонок сотового телефона Анны Аркадьевны – сын.

– Мам, я забыл сказать, что приведу сегодня вечером Ванька.

– Кого? – не поняла Анна Аркадьевна.

Было плохо слышно, мешал грохот метро.

– Поезд подходит. Пока!

– Он пригласил еще и Ванька. Ивана Козлова, что ли? В качестве поддержки? Ему требуется поддержка?

– Не, – сказала Любаня, – он свою девушку зовет Ванёк. А вообще-то она Ивана.

– Нас ждет вечер накануне Иваны Купалы, – продолжал веселиться Илья Ильич.

– У меня такое впечатление, – раздраженно сказала Анна Аркадьевна, – что заяви сын, что приведет в дом собаку, ты реагировал бы серьезнее.

– Конечно, – легко согласился Илья Ильич. – Заведут собаку и на нас свалят ее кормление и выгуливание. А девушку выгуливать не надо. Или эту надо, Любаня?

– Опаздываю, до вечера! – поспешила на выход дочь. – Мама, не волнуйся, Ивана – классная девушка, большой души человек, если терпит нашего Лёньку.

У Анны Аркадьевны осталось еще много вопросов, но в прихожей она только и успела спросить:

– Лёня с Ваньком, то есть с Иваной, здесь собираются жить?

– Не думаю. Ивана квартиру снимает.

– Значит, не москвичка.

– У нее отец или болгарин, или серб, что-то в этом роде. Пока! – чмокнула Любаня маму в щеку.

Анна Аркадьевна вернулась на кухню и подвела первые итоги. У мужа был библиотечный день, сегодня он работал дома.

Не москвичка, наполовину иностранка, снимает квартиру. Либо неплохо зарабатывает, либо родители помогают. У Лёни не ахти какая зарплата плюс гонорары со съемок в массовках. Материально участвовать в оплате квартиры он точно никак не может, а быть содержантом – это недостойно. Им придется сыну помогать?

– Перебьется, – сказал Илья Ильич. – Пусть идет вагоны разгружать, здоровый лоб. Давай еще чайку заварим? И я не наелся. Лёнька слопал всю яичницу, а я только канцерогены со сковородки соскребал.

– У вас были одинаковые порции, и ты обожаешь пригоревшие корочки. Возьми в холодильнике сыр и колбасу, сделай бутерброды. И хватит к сыну придираться! Если бы Любаня вздумала замуж выходить, ты заставил бы меня собрать полное досье на всех родственников жениха и вынудил их сдать анализы на наследственные заболевания.

– Правильно! Она ведь девочка!

Анна Аркадьевна знала и видела, что в других семьях отцы тоже плохо уживаются со взрослыми сыновьями. Говорится: две хозяйки одну кухню не поделят. Анна Аркадьевна с великой радостью уступила бы свое место на кухне. Отцы любят сыновей, а те почитают отцов, и при этом им тесно под одной крышей. Наверное, в этом есть что-то биологическое: самец подрос и должен уйти из гнезда, строить собственное.

Илья Ильич постоянно указывал Лёне на недостатки, которые, конечно, имелись, но не трагические и не стоящие того, чтобы вызывать у сына раздражение. Лёня без царя в голове, он не разбирается в политике, он не читал Короленко, он путает бритвенные станки в ванной и хватает отцовские чистые носки с веревки.

– Ну и что, что все они черные? Мои в рубчик, а твои гладкие. Трудно запомнить? Человек, который не в состоянии запомнить элементарного, вряд ли способен чего-то добиться в жизни.

Лёня в долгу не оставался. Якобы согласно кивал и цитировал фразу из фильма «Кин-дза-дза»:

– Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет и цели.

Это была любимая картина Ильи Ильича, и он с ходу обзывал сына пацаком, говорил, что ему надо носить колокольчик в носу.

Если бы, не приведи господи, Лёня заболел и ему понадобилась бы почка, Илья Ильич без секунды сомнения потребовал бы, чтобы у него вырезали обе почки, чтоб наверняка, с запасом, а он свое отжил. Почек ему не жалко, а носков жалко!

Однажды Анна Аркадьевна поделилась с мужем своей мечтой. Большой-большой дом, и все они живут вместе: Любаня с мужем и детьми, Лёня с женой и детьми – одна большая семья, дом, полный внуков и любви.

– Это будет большой романтический, – начал улыбаясь и закончил со страшной гримасой Илья Ильич, – сумасшедший дом. Аня, ты слишком привязана к детям! Особенно к Лёньке. Мой мальчик, пора вставать , – передразнил он, – ты опять опоздаешь в институт. Мальчик давно мужик, на нем пахать и пахать. То есть ему пахать, а не шляться по ночным клубам.

– А ты слишком привязан к дочери! – не осталась в долгу Анна Аркадьевна.

– Естественно! Глава семейства оберегает слабых, женщин зрелых и не очень.

– Оберегать не очень зрелых женщин и, в частности, Любаню, все равно что учить селедку плавать.

Илья Ильич не верил жене, не соглашался, что он-де придирается к сыну. Он говорит – все верно! Назовите пункт, по которому он был несправедлив! И все-таки, уступив ее пилению, обидевшись, когда она назвала его держимордой, расстроившись тем, что она тяготится враждебной атмосферой в семье, коей он, оказывается, виновник, Илья Ильич сменил тактику. Не перестал щипать сына, но теперь делал это в ернической шутливой форме. Лёне было не занимать чувства юмора, теперь их пикировки оборачивались фарсом – злым, но часто и потешным, вызывавшем смех Анны Аркадьевны и Любани.

Уходя из дома, со всей возможной строгостью Анна Аркадьевна предупредила мужа:

– Если ты сегодня вечером посмеешь в присутствии Иваны!.. Девушки твоего сына! Унизить его, иронизировать! То я… то я…