Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

– Мол, мы богатые, но больные.

– И любим украшать жизнь.

Егор Петрович мерз, терпел, старался не постукивать зубами.

– Дрожите? – не без насмешки спросила Анна Аркадьевна. – Пальтишко-то на вас стильное и дорогое. Но не по погоде. Пофорсить, от автомобиля до подъезда вальяжно пройти.

– Вибрирую в предвкушении.

– Мне сии жертвы было бы верхом самомнения приписать на собственный счет. Все ради чебуреков.

– Естественно. Куда вам против чебуреков.

Он, вероятно, уже был сам не рад, что пустился в авантюру.

Анна Аркадьевна зловредно подлила масла в огонь:

– Ботиночки ваши модельные, – указала на обувь Егора Петровича, – в луже стоят, а по цене-то, наверное, как крыло самолета? Теперь им кранты.

– Да и черт с ними! Что вы привязались к моей одежде? – шмыгнул носом Егор Петрович.

Анне Аркадьевне стало его жалко. И она не произнесла заготовленную фразу про то, что чебуреки здесь уже будут не те, повар сменился, да и в голодной юности позеленевшая колбаса на черством хлебе кажется верхом вкуснятины.

– Интересно, в других языках существуют ли полные синонимы: «бог с ним» равняется «черт с ним» и «даже хрен с ним». Бог знает, дьявол знает, леший знает, – сумничала Анна Аркадьевна.

– Пусть сначала переведут простые русские слова «пошлость» и «заодно», а потом мы с ними поговорим о Боге и черте.

Егор Петрович рылся в карманах в поисках платка, из носа у него текло как у двухлетнего ребенка в момент прорезывания коренных зубов – безостановочно. Анна Аркадьевна расстегнула сумочку, достала бумажные платочки, протянула без слов, он взял без благодарности. Точно они были давно знакомыми родными людьми.

– Вы интересуетесь сравнительной филологией? – спросила Анна Аркадьевна.

– Понятия не имею, что это такое. У нас один кадр на предварительных переговорах… Это когда специалисты сначала согласовывают документы, а потом первые лица подписывают. Он интересничал, вставлял «пошло» и «заодно». Когда мы их стенограмму прочли, волосы на всех частях тела дыбом встали. Жаль, я тогда не знал, что есть сравнительная филология, я бы ему по этой филологии врезал, а не по нежным частям тела. В смысле по ушам. А вы что подумали?

– А я жена офицера и потому не переношу казарменного юмора.

– «Потому» – это кокетство. Но намек я понял.

Чебуреки были восхитительные и напрочь, казалось, исключали разговоры умные, кокетливые, дурашливые или ностальгические. Когда так вкусно, интеллект спит в обнимку с флиртом. Однако Егор Петрович время от времени, пока несли следующую порцию, бурчал, что хорошо бы тяпнуть рюмку-другую водки, но здесь не продают, лицензии, наверное, нет, а он не догадался прихватить фляжку. Чебуреки запивали горячим ароматным зеленым чаем, опять-таки, по словам знающего Зайцева, единственно правильный вариант, потому что холодное пиво или, упаси бог, кока-кола, то же самое как с пловом, – верный заворот желудка, кишечника и прочих органов по списку, вплоть до операционного стола, с его приятелем был такой случай, когда ездили с визитом в Узбекистан, а там медицина тогда была на уровне сельской больнички, жене президента посылали самолет с врачами и аппаратурой для УЗИ. Как олухи! Могли бы за это УЗИ слупить с них, например, договор об особом положении русских. Мы вообще олухи романтические. При Беловежском сговоре украинцы легко отдали бы Крым за независимость, и сейчас мы не хлебали бы санкции.

Они ели с аппетитом, со свистом втягивая бульон из чебуреков, а когда он проливался, облизывали края ладоней, нисколько не заботясь хорошими манерами.

Анна Аркадьевна ела молча, а Егор Петрович жевал и говорил, жевал и говорил. Анна Аркадьевна вспомнила кисловодского Каптенармуса. Тот пил водку, пьянел, потел и говорил о себе-тузе. Егор Петрович пил только чай, отогревался, но пьянел. О чем свидетельствовал словопоток, имевший весьма отдаленное отношение к самовосхвалению, но все-таки имевший место.

Кафешка не располагала к посиделкам, к долгой и приятной застольной беседе. В большие окна видна очередь на улице. Вереница зонтов-грибочков, наползающих друг на друга, не уменьшалась, освещалась мигающими огнями реклам и проезжавших автомобилей. Сюда приходили вкусно поесть и уступить место другим.

– Какого лешего я с вами разоткровенничался? – удивился Егор Петрович, жестом подозвав официанта и попросив счет.

– Вы меня спрашиваете?

Когда принесли счет, Анна Аркадьевна повеселилась. Егор Петрович забыл бумажник в автомобиле. Он был без денег, золотых и платиновых карточек. Официант сказал, что они принимают только наличные. В ста метрах от грозного здания бывшего КГБ, в полукилометре от Кремля! Вот это льготы! За чебуреки! Егор Петрович покраснел, даже несколько распух, и с него впервые слетели многолетние напластования шелухи опытного чиновника и проступил оскандалившийся юноша. На несколько секунд. Потом снова явился знающий себе цену мужчина.

– Забавно! Черт знает, сколько времени за меня не платила женщина. Забавно!

У Анны Аркадьевны было преимущество, пусть и в виде кошелька в сумке. И она могла ерничать:

– Черт знает, сколько не приходилось , значит, когда-то приходилось? Вот как бывает. А с первого взгляда вы не похожи на подрощенного альфонса.

Зайцев поперхнулся.

– Я. Никогда. Не был. Альфонсом.

– Ничего личного, как говорят наши заокеанские кумиры.

– Вы же понимаете, что я верну с лихвой?

– И выкажете вздорную мальчишескую гордость? Чебуреки были восхитительны. Моя зарплата позволяет оплатить ужин с интересным собеседником, даже если он, – не удержалась от шпильки Анна Аркадьевна, – предпочитает монологи. Чебуреки стоили ваших монологов.

Они препирались, выходя из кафе, когда Егор Петрович звонил водителю, пытался раскрыть закапризничавший зонт. Когда зонт наконец выбрызнул громадным куполом, то ударил в лицо молодому человеку, стоящему первому в очереди.

– Дядя! Поосторожнее со своим парашютом!

И снова из Егора Петровича выскочил самолюбивый мальчишка, хотел ответить грубостью, но Анна Аркадьевна опередила:

– Простите великодушно! – улыбнулась молодому человеку, потянула Зайцева к проезжей части и как бы сама себе сказала: – Большая сигара, большой автомобиль, большой зонт… прямо по Фрейду.

Ее победа казалась безоговорочной. Она этого чинушу, перед натиском которого вначале растерялась, задвинула!

Неужели ее ликование было столь явно?

– Не радуйтесь раньше времени, – спокойно и даже лениво сказал Егор Петрович. – Мы отвезем вас домой, – кивнул на подъехавший черный леденец.

– Нет, благодарю! Подвезете меня, пожалуйста, до метро. Впрочем, я лучше пройдусь. Тут недалеко, и у меня есть свой зонтик.