Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

– Наилучший момент, – перебила его мямлинье Анна Аркадьевна. – Кстати, девочки-подростки обожают возиться с малышами.

– Алена, моя дочь, обожает! Она им кем приходится? – у Андрея то стихало волнение, то снова вспыхивало. – Бабушкой?

– Дурачок! Ты Сене и Вене, в миру Чуку и Геку, – полноценный дедушка. Алена, твоя дочь, – единокровная сестра Игорю и Мише.

– Понял. Обыкновенная тетя.

– Однако твоя новая молодая жена невольно стала бабушкой. Как она к этому отнесется?

– С пониманием и даже с радостью. Она очень хороший и добрый человек. Ситуация с моими мальчишками ее тоже беспокоила. Как-то спросила, если я от сыновей отделился, то смог бы, случись что, и Алену бросить? Я оскорбился, больше к этой теме мы не возвращались.

– Вероятно, твоя жена думает, что, как это бывает при разводах, дети остались с мамой, фактически и фигурально. Но Валей там и не пахнет.

– Как и мной. Аня, скажи, мои мальчики… Они тебе объяснили, почему со мной… почему у нас так…

– Нет! Твои мальчики, Андрей, никогда, никому, ни в какой ситуации не станут рассказывать про плохих папу и маму. Это ниже их достоинства.

– Воспитанного без моего участия? – Андрей шмыгнул носом, опять предавшись самобичеванию.

Наверное, ему хотелось, чтобы Анна Аркадьевна принялась разубеждать, говорить что-нибудь утешительное, вроде того, что многие качества закладываются в детстве. Однако ей претило и врать, и резать правду. Она считала, что мальчики Казанцевы, Игорь определенно, Миша под вопросом, стали такими, какими ей показались, не благодаря, а вопреки.

– Ты давно видел Валю? – спросила она. – Вы общаетесь?

– Очень давно не слышал и не видел. Свят, свят, благодарение Всевышнему!

Анне Аркадьевне не понравилось, как Андрей брезгливо открестился. Валю нельзя просто выдернуть из их прошлого, из их молодости, значит – из взросления детей, которые были по сути общими. Забавные воспоминания, которым Андрей предавался вначале, могли быть просто игрой на публику.

Он опять стал говорить про свою новую семью. Не догадывался, не предполагал, не мечтал, что дом может быть теплым, отношения ровными, без надрывов, диких ссор и бурных примирений. Конечно, у них есть сложности, проблемы, как без них, но в целом он счастлив. Пусть Аня не думает, теперь он не будет по-настоящему счастлив, пока с сыновьями все не войдет в нормальное русло.

– Я не твоя ходячая совесть! – жестко произнесла Анна Аркадьевна. – Здравствуй, Андрей Казанцев, пришла тебе напомнить о себе . Уволь!

– Ты разбудила мою совесть. Спасибо тебе!

– Перестань! Пафос пригаси. Дело житейское. Побывала у двоих детей, заметила неполадок, поспешила тебе, по старой дружбе, донести. И ты бы, я уверена, например, обнаружив, что Илья завел шуры-муры с какой-нибудь молоденькой девицей, пришел бы и честно открыл бы мне глаза.

– Я… пришел бы? Открыл?

Испуганное замешательство Андрея было настолько потешно, что Анна Аркадьевна рассмеялась.

– Все так же проказница! – погрозил он ей пальцем. И, точно в отместку за свой смешной испуг, заговорил о бывшей жене. – Всегда удивлялся твоей дружбе с Валей. Вы могли болтать ночи напролет, до рассвета. Я видел, что ты ее любишь. Значит, было за что. И, возможно, Валя права, я кругом никчемный дурак, червяк и примитивная личность, а она вся из себя сокровище, раз Аня Павлова в ней души не чает.

Еще не хватало, чтобы она, Анна Аркадьевна, с ее так называемой монументальной добродетельностью была ответственна за семейную жизнь Казанцевых!

Анна Аркадьевна вдруг произнесла то, что никак не собиралась говорить. Она много лет назад дала обещание Вале, что не будет нападать на Андрея, вообще затрагивать эту тему. Плюс Илья Ильич решительно предостерегал: Не вмешивайся в чужую семейную жизнь!

– Не строй из себя жертву, Андрей! Ты бил жену!

– Я? Бил? Ты верила всему, что она говорила?

– Скажешь не было?

– Было, – сморщился Андрей, – два или три раза. Аня! Мне противно рассказывать, что она сама… провоцировала, напрашивалась. Это… это связано с ее сексуальными заморочками…

– Не хочу слышать!

– А я не хочу рассказывать, вспоминать! Если ты считаешь меня подлецом, пожалуйста! Уродом – на здоровье!

Он разозлился, и Анна Аркадьевна пошла на попятную:

– Ладно, кто старое помянет… Путь оно быльем порастет. Лучше я тебе расскажу, каким заядлым дачником стал Илья. Он всегда любил физический труд на свежем воздухе. Учитывая его отличные интеллектуальные способности, профессию и способ, которым он зарабатывал на жизнь, – кабинетный, это говорит о многогранности его натуры. Но, Андрей! Этот устроитель земель русских трудится по четырнадцать часов в день!

– Ты-то сама огородными забавами не увлекаешься?

– В меру, если не сказать чуть-чуть.

– У нас ситуация с точностью до наоборот. Жена – фанатка дачи, я же в детстве и юности столько лопатой напахался у бабушки в деревне, что на всю оставшуюся жизнь хватило. Лучше куплю картошку втридорога, чем буду ее сажать, полоть, окучивать, выкапывать. Но, как честный подкаблучник, я, конечно, на даче вкалываю. И думаю: «Труд сделал из обезьяны человека. А теперь не пошел ли процесс вспять?»

– Прекрасная мысль! – рассмеялась Анна Аркадьевна. – Обязательно ее до Ильи донесу.

– Без ссылки на источник мудрости!

Встреча с Андреем Казанцевым вдохновила Анну Аркадьевну. Кроме того, она разгадала, почему оказалась у Казанцевых-детей.

– Любаня и Лёнька еще те секретчики, – говорила Анна Аркадьевна вечером мужу по телефону. – Они точно просчитали, что если мне подсунуть одинокую молодую мать с двумя близнецами, то я займусь ее судьбой. Как тебе это интриганство?

Анна Аркадьевна рассуждала о том, что если Андрея Казанцева, отца-дедушку, выражаясь на языке наших детей, пробило , то мама-бабушка тем более должна откликнуться. Валя отлично умеет малой кровью, небольшими усилиями создать видимость участия. И это участие ценят гораздо больше, чем неустанную заботу другого, самоотверженного человека. Валя, конечно, не потратит ни времени, ни денег на невестку и внуков, но даже короткое общение с ней может стать для Ани вдохновительным.

– Задурит девочке голову, как тебе дурила?

– Илья, эта ситуация как по Пушкину. Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад.

– Ты все-таки не рассчитывай, что с этой гнилушкой Валей прокатит так же легко, как с Андреем, – предостерег Илья Ильич.

– Мне от нее ничего не нужно. Только успокоить собственную зудящую совесть. Пусть живут, как хотят, флаг в руки и перья в…

– В задницу?

– Фу, как ты бываешь вульгарен! Это все сельское хозяйство! Работа на земле провоцирует эмоциональную скудость выражений, их экспрессию, в коей самые жесткие – бранные выражения. Перья для легкости полета вставляют в уши!