Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

– Наговорила лишнего. Как в пословице, дурак на языке повесился. Давай без подробностей, противно вспоминать.

Илья Ильич спросил, в какой супермаркет заедут за продуктами в преддверье гостей. Анне Аркадьевне было жутко представить людный магазин, бесконечные полки-стеллажи-прилавки, тележки, которые они нагружают, очередь в кассу, на даче все это надо разбирать, сортировать, мариновать мясо, варить головы лосося на заливное… Только не сейчас! И гостей: любимых, веселых, дарящих заряд бодрости – тоже не надо. Потом, позже. Когда будут силы. Если они вообще будут.

Анна Аркадьевна вспомнила, как маленький Лёня говорил:

– Когда болеешь, то хочется ничего не хотеть.

Это было точно про ее нынешнее состояние. Залечь на диван, укрыться пледом с головой, никого не слышать, не видеть, ничего не делать, не хотеть, не есть, не пить, не дышать.

Сначала Илья Ильич отнесся к ее хандре с пониманием, сочувствием и заботой, но через несколько дней эти замечательные проявления великодушия стали заметно таять. Ему не требовалось ее хозяйское участие, он прекрасно без жены обходился на даче. Илья Ильич решил, что деятельной и активной Анне Аркадьевне вредно залеживаться. Вылежит невесть что. Если сама не может себя растормошить, должен вмешаться он.

Аня, сколько мы будем питаться кашей и макаронами с тушенкой? Ее стратегические запасы на исходе. Борща бы похлебать. Поможешь мне полить грядки? Я сегодня спину потянул, как бы радикулит не случился. Любовь и привычка к чистоте – самое въедливое и обременительное женское качество, согласен. Чистоплотная женщина имеет крышу набекрень и развитую способность выносить окружающим мозг. Но, Аня! Паутина из углов скоро опустится мне на лысину. По давно немытым полам гуляют клоки серой шерсти. Не от мышей ли? Точно завелись. По ночам скребутся.

Она вставала с дивана, бросала на мужа обиженный взгляд и шла варить борщ, поливать грядки и мыть полы. Про паутину и мышей – наглые враки.

Как-то вечером Илья Ильич явился к ужину с хитрым видом, спрятав что-то за спиной.

– Анюта! Пришло время тебе сознаться. То есть не тебе мне, а мне тебе.

– Валяй.

– Я выгнал самогон!

– Кому? – глупо спросила Анна Аркадьевна.

– Нам. Вот, смотри! – Он выставил правую руку, в которой был графинчик с зеленоватой жидкостью и плавающими зонтиком укропа и стручком перца. – Остренькая, мозгодерка. Внимание публики! – выставил левую руку, в которой был графинчик с розоватой жидкостью и маленькими красными шариками на дне. – Специально для дам, на ягодах. Нюрында! Твоя проблема в том, что ты мало пьешь! Водка – лучшее средство от депрессии.

– Раньше ты утверждал, что спиртное – лучший стрессосниматель .

– Никакого противоречия! Универсальное лекарство, панацея!

– Такое впечатление, что весь мир гонит самогон. Где ты держишь аппарат? Регулярно к нему прикладываешься? Я заметила.

– Ты не заметила, что я отрастил, а потом сбрил усы. Аппарат в новом доме. Функционирует отлично. Прикладываюсь, да! Не к аппарату, а к продукту!

– У тебя в самом деле были усы?

– Как у этого, помнишь, из «Песняров», Владимира Мулявина, шикарные, казацкие.

– Все ты врешь!

– Такие обвинения на трезвую! Выпей, милая, я прошу!

Налил Анне Аркадьевне розовенькой, а себе зелененькой.

Она снисходительно улыбнулась и выпила. Сладенько.

Илья Ильич крякнул, дернул плечами:

– Еще по одной, не тормозим?

– Сначала поставь голубцы разогреваться. Нечего напиваться на голодный желудок. На маленький огонь! Уменьши газ под горелкой!

– Ты разлей пока.

После второй рюмки у Анны Аркадьевны наступило странное вихрение сознания. Хотелось плакать, но повода не было, требовалось срочно его отыскать.

– Ты приперся в кафе, где я обедала с Зайцевым! Вместо того, чтобы устроить мне сцену, отбыл на дачу. Ты меня разлюбил! Я сама себя разлюбила! – хлюпнула носом Анна Аркадьевна.

Илья Ильич взял прихватками ручку чугунной сковородки, понес на стол.

– Подставку! – рявкнула Анна Аркадьевна. – Сколько можно напоминать? Ты уже испортил несколько скатертей!

Он послушно вернулся, взял деревянную подставку под горячее в виде распластанной рыбы.

– Добро пожаловать в мир, женушка! Теперь для тебя главное что?

– Что?

– Не спиться. К панацее привыкнуть легко.

– Ты тому живой пример. И все-таки, Илья, ты меня разлюбил?

Он сморщился досадливо:

– В наши годы твердить о пламенных чувствах – это не по-взрослому. Все равно, что я стану объясняться в любви своим рукам, ногам, голове, про некоторые другие части тела вообще умолчу.

Гости приехали со своей снедью. Илья Ильич, конечно, соврал Анне Аркадьевне, что забыл отменить встречу. А кто им звонил и предупреждал о новом формате? Ребята, тащите выпивку и жратву, Аня только после болезни, слаба.

Еды, когда женщины стали выкладывать судочки и лоточки, оказалось столько, что Анна Аркадьевна спросила:

– Вы к нам на месяц?

Все интересовались ее здоровьем, спрашивали, как она себя чувствует. Оказалось, что Илья Ильич одним сказал, что у нее ангина, другим – вывих плеча, третьим – камни в почках, четвертым – камни в желчном пузыре. Сколько знал диагнозов, столько и выдал. Созваниваясь, распределяя, кто что везет, друзья спорили о болезни Анны Аркадьевны и при этом ссылались на «достоверную» информацию из уст ее мужа.

Но самым возмутительным было то, что Илья наплел ее подруге Наде. Она как-то странно рассматривала голову Анны Аркадьевны, заходила со спины, чтобы увидеть ее затылок.

– Надя, чего ты вокруг меня кружишь?

– Слава богу, волосы не затронуло.

– В каком смысле? – не поняла Анна Аркадьевна.

– В смысле стригущего лишая. Не переживай, никто не знает, Илья только мне сказал.

– Я его убью! – оглядывалась Анна Аркадьевна в поисках мужа. – И ты мне поможешь!

В определенном смысле она, конечно, была больна, хоть и не телесно. В этом состоянии принимать гостей, участвовать в застольных беседах, устраивать тех, кто остался ночевать, – шоковая терапия. Как заставить больного, только начавшего вставать с постели, бежать стометровку. Однако на середине дистанции у «хворой» появилось второе дыхание, и финишировала она на двух ногах, а не на четвереньках.

Потянулись отпускные дни, наполненные монотонным домашним и сельским трудом. У Анны Аркадьевны появилось увлечение – консервирование. Как и во всем, ей хотелось добиться совершенства. Экспериментировала, выискивала в Интернете рецепт варенья из клубники, которое варила бабушка. Ягоды целенькие, не размякшие должны как в желе картинно покоиться в ярко-красном сиропе. Позвонила соседке Ольге, которая каждый год угощала их слабомаринованными огурцами и помидорами, настолько вкусными, что Илья Ильич приговаривал литровую банку за один присест. Беседка была переоборудована под летнюю кухню. В ней жар из кипящих емкостей легко выветривался, по стенам, отбрасывая ажурную тень, снаружи вились цветы и дикий виноград. Илья Ильич называл ее стряпухой. Анна Аркадьевна говорила, что не стряпает, а творит еду, при этом культурно развивается, слушая музыку или аудиокниги. Он же, с вечной настройкой на радиостанцию политических новостей, заработает мизантропию, переходящую в язву желудка.