Александр Даценко - Заклинание ветра

Как, впрочем, в конечном итоге и все мы.

23 июня

Облако, что село ночью в ущелье, лишило меня возможности понаблюдать за невиданным ранее, даже в благословенные советские времена, зрелищем — завозом двадцати кубов соляры вертуханами. Нелётная погода. Сразу оговорюсь: операцию проводит не то предприятие, в котором я работаю. Тем радостнее за людей.

Погода теперь у нас своеобразная. Кто попадал в облака — знает. Видимость около десяти метров, в воздухе мелкая взвесь дождя, который никуда не проливается, разве что на твою одежду.

И вот в этих сложных метеоусловиях я нашёл несколько кустиков щавеля. Щавель недавно пророс, он совсем миниатюрный, но уже выбросил былки с семенами.

Маленький, а уже взрослый. Как люди лет сорок тому назад.

Приехали еще два геолога со всего света. То есть — один из Перми, один с Алтая. Нормальные вроде бы люди.

Долго разбирались, кто и зачем передал три полторашки спирта, а потом в логичном развитии беседы заговорили все вместе о том, где хорошо, и пришли к почти марктвеновскому выводу — чем выше зарплата, тем хуже коллектив. «Сидят по углам, стучат друг на друга».

Оказывается, я никогда ещё не получал хорошую зарплату. Вот и держи тут строй, а заодно и равновесие. Может, и подсидел бы кого-то, да нет возможности проверить, поскольку мала зарплата.

Эх, испытал бы себя миллионами — да, видать, уже не сложится.

А то, что раньше — не считается, то, что раньше — это из дурного упрямства было. Вот так я и взрастил буйные сиреневые поросли неуверенности в собственных моральных устоях.

Где-то гремит чемпионат мира по футболу, переходят в наступление либералы, Путин репетирует улыбку доброго б-га, армяне под видом аргентинцев имеют киргизок под видом китаянок, а здесь за окном снег, чахлый кустик щавеля в проталине, а дальше и в бесконечность — облако, что пришло по каким-то своим важным, но непонятным мне делам.

Работы всё больше, времени писать всё меньше. Тем не менее я есть, так и знайте, есть и собираюсь быть. А там как Господь управит.

На этом заканчиваю свое письмо, желаю всем добра и здоровья.

Постскриптум.

Отчего-то стал слишком часто употреблять тире. Не обращайте внимания — облако словно бы толкает к этому.

А ещё прочёл в интернете про «мясистые помидоры» и про то, что «пропал огурец, совсем пропал». Вздохнул да и задумался о дурианах. А что мне остаётся?

24 июня

И да, сегодня целый день в чистом, наполненном непрозрачной летней синевою небе трудились вертолёты. Таскали горючку.

На самом деле выбор небогат. Зимник тут невозможен в силу отсутствия сквозных рек и дорог. Реки и дороги идут вокруг группы вулканов: посмотрите на карте очертания реки Камчатки — поймёте, о чём я говорю.

Но если бы только это. С сентября ежедневно ложится снег, и к весне его высота достигает шести метров.

Никто не в силах тратить достаточно горючего для поддержания зимника в порядке, чтоб завозить горючее. Слишком велик расход горючего.

Остается море и воздух. Морем завозить соляру легче, не знаю, дороже либо дешевле, думаю, что дешевле. Однако вопрос доставки с побережья тоже стоит вполне себе остро — 39 километров дороги к океану заваливает сугробами с той же скоростью и в те же сроки, что и остальной мир вокруг.

Вот и получается — так на так. И вкручиваются в небо вертолёты. Вообще ощущения очень интересные. Высокая интенсивность воздушного движения порождает успокоенность и словно бы возвращает в привычные условия цивилизации. Подумаешь — не телеги за окном, не брички, не пролётки, не автомобили, не мотоциклы, а вертолёты. Ревмя ревут и трещат лопастями. Гремит жизнь, кипит. Время, брат, идет весёлое… впрочем, про весёлое время — это заимствование из того ещё Гайдара, если не ошибаюсь. Вызвано его (заимствования) появление не вертолётами, а либералами у власти.

А летают вертолёты непривычно высоко, совсем не по-над самой землёю на полной скорости, если кто-то помнит, о чем я…

На переезде вода пробила русло, освободилась от снега, и теперь у нас есть не теоретическая, а настоящая, живая горная речка. В потоке много глинистой взвеси, кстати, именно поэтому рыба из океана в эту реку на нерест не идёт. А вот мы пьём со взвесью. Делать нечего. Насос заведен подо льдом ещё с давних времен.

Пьём, но ждём, когда пробьется ручей. Он идёт по другой стороне нашей деревни.

Тут я должен сделать лирическое отступление. Не люблю слов «база» и «лагерь» — напыщенные они. Называю я места, где приходится жить, словом «деревня». Почему? Наверное, что-то из детства. Места, где нам было хорошо и свободно? Стоит позже написать о тех временах, кстати.

Думаю, вызовет, напомнит и тронет.

А то, что и не деревня вокруг, да и пусть. Употребляем же мы в отношении близких всевозможные эпитеты? А я тут живу, куда уж ближе… Так почему бы и не деревней назвать?

Вот в ручье вода чистейшая, но впадает он в речку немного ниже деревни. Так что глинистая взвесь побеждает. А жизнь наша проходит почти на стрелке. Увы, не Васильевского острова, хотя лично я предпочел бы Остов Свободы. С нашей жизненной раскладкою, понятное дело. Тут вообще легко думается о тропиках. Отчего бы это?

Увы, ни того острова, ни другого. Тут звучит «Марш континентальных электриков».

В рамках борьбы за чистоту мысли и вообще за излечение от всего сегодня не завтракал. И не обедал. На ужин почти сдержался от поедания огромного количества макарон, съел количество обычное и котлету.

Разговоры мы тут ведём самые обычные — о судьбах мира, империй и отдельных граждан. О Сталине, футболе, женщинах и чудесах, что сотворили человеки. О королях, капусте, море и устрицах… о моржах, о дельтапланах. Антигравитации, постмодернизме, консервах, рыбалке и снова о женщинах. А ещё мы часто шутим на все перечисленные выше темы. В общем-то обычные разговоры гопников перед разбоем.

И слишком часто говорим о деградации геологии. Её-то ведь так и не остановили, не геологию — деградацию. Но об этом я напишу как-нибудь в другой раз.

Вот напьюсь водки и напишу.

Потом.

Если захотите.

Всё меньше снегов вокруг, всё больше зелени, условно больше, так пока меньше, конечно. Ну вы ведь понимаете эти словесные конструкции?

Ольховый стланик зеленеет островками на серых проталинах скалистых склонов.

И кедровый стланик тоже.

Но того очень мало. Глаз находит его исключительно чтобы отдохнуть.

Окружающий мир катится в лето. Я бы сказал — неудержимо катится, но вид белой травы, растущей под снегом, немного притормаживает эпитеты, а уж тем более гиперболы.