Александр Даценко - Заклинание ветра

Так себе качество. Мы дожили до того, что некоторые с уважением вспоминают «Великую Стену» китайского производства, ту, из девяностых. Вещи, которые мы носим, так и не становятся качественнее, продукты, которые мы едим — тоже. Успокаиваю себя, думаю, что такова примета всего нашего времени.

Одноразовые, как сны, вещи. Почему как сны? Потому что напоминают жизнь, бывают яркие, невероятные, эротические и пророческие. Почему одноразовые — думаю, всем понятно. А вот еда многоразовая, да… её помещают во всё менее вместительные упаковки.

В сравнении с человеком — словно бы вы постоянно вынуждены стоять на цыпочках, чтобы не захлебнуться или не удавиться.

Я полагаю подобную жизнь не заслугой наших правителей, а заслугой времени и выбора направления развития, выбора, сделанного в августе 1991 года добрыми людьми.

Но хочется настоящей тушёнки. Семипалатинской, если вы помните, о чём я говорю.

Наверное, всё это переживём.

Дороги стали значительно лучше. Это хорошая примета. Значит, и демократы меняются. Может, сдохнут. Окончится свистопляска с встраиванием в мир, в котором хорошую тушёнку заменяет карательная ювенальная юстиция, а парады содомитов обязательны, словно присяга.

А хорошие демократы пусть остаются. Хорошие демократы… смешно. Тот анекдот, что вы сейчас вспомнили — так себе анекдот, но кто ж им виноват?

Ждём, когда станет улучшаться качество вещей и продуктов. Это будет великий знак.

Добра вам, тушёнки и патронов. Но тушёнки хорошей, а патронов для лампочек. Накаливания.

Да опять.

3 октября

Снег. Мало, но выбелил. Ушёл ниже. Мы теперь не совсем в зиме, но под её протекторатом.

Вчера ждали бурю. Не дождались.

Нет, не расстроились, конечно, но разговоры о Волшебной стране опять прошли впустую. А какие планы! Говорят, Урфин Джюс выпустил откровенные, смелые мемуары.

«Откровенные» — в смысле честные, а не эротические. Кстати, тоже итог четверти века перемен — искажения изначального смысла слов. Откровенные сцены©, журналисты творят опоры, Юнг просовывает опоры в мозги. А ещё постоянно упоминают Овертона.

Но у нас всё это явочным порядком.

Отзвуками, словно на локаторе.

Пиу-пиу… и очертания. Не до Юнга.

Делай хорошо, и будет хорошо.

Так шансов станет больше.

В воздухе снежинки искрятся на солнечном свете. Солнечный свет часто отключают небесные электрики, то белые и пушистые, то чёрные грозовые с росчерками угрюмого всезнания на похмельных лицах. В сторону океана синева.

Вода в речках, что бегут по обе стороны Кумроча, убывает, скоро убудет почти досуха. Километрах в двадцати ниже закончился нерест. Медведи вернулись. Сытые и ленивые, ждут большого снегопада. Медведь ложится в выкопанную ямку на южном склоне, его засыпает снегом, и спит до весны. Если, конечно, к нему никто не провалится.

Погибали геологи и так.

И ветер. То ли как память, то ли память — как ветер.

В скалах — отзвуки былых успехов и трагедий, шум лавин, мимолётность жизней, шуток, перекуров, надежд. Горы рассыпаются камнями, и прошлое истончается валунами в потоках, уходит в океан.

Передо мною история Кумроча на десятки миллионов лет назад. Я касаюсь пород, что были когда-то конусом вулкана, неведомого, древнего, потом, после взрыва, стали дном озера в огромной кальдере. Нынче нет на поверхности даже очертаний тех вулканов и кальдер. А я касаюсь их руками, раскалываю молотком, пишу об их жизни. Это и есть «Умом и молотком». Принцип геологии. Как сейчас сказали бы — «месседжбля».

Саня помог мне таскать ящики. Мы тут друг другу помогаем и не обманываем друг друга.

Точно как те русские из художественного фильма.

— Спасибо, Сань, большое, добра тебе, здоровья…

— И бабу, а лучше три…

— На кой тебе? У тебя же жена?

— Семью кормить надо…

Ещё раз напишу — отличные молодые люди пришли в геологию. Основа основ — это ИТР, рабочие, полевые кадры.

Вижу и знаю, что рушатся последние остатки былой, настоящей, непрерывной и могучей геологии. Рушатся под натиском жирных хапуг, что не мытьём, так катаньем, что думают — это всё им в кормление. Думают и делают. И тянут, жрут, жрут…

Но вот поди ж ты. Люди появились в полях. Провал возрастной затягивается. Возможности работать и расти большие. Пусть пока в отдельных предприятиях.

Ртуть найдёт возможность собраться воедино.

Умные, жадные до работ, увлечённые, в глазах смешливое желание непременно узнать и суметь всё.

Просто рад.

А систему наладим. Сейчас развалят все до конца, продадут всю недвижимость, нажрутся и отвалятся на иные сладкие стратегические задачи. Отвалились ведь Козыревы, Бурбулисы и прочая отборная сволочь. Оставили стыдную пустоту на месте лет, холодная, липкая пустота навсегда останется уроком тем, кто смотрит и видит. Так же будет и в геологии.

Еще несколько лет терпения… С нуля сделаем снова.

Заново, не как заработок — как науку.

Потому что есть, с кем.

И жажда реванша присутствует. И понимание, что потеря своей геохронологии, к примеру, это именно потеря. Вернут.

Дорогие мои, немного осталось продержаться.

Совсем немного.

Учите молодых. Умению и ненависти к делягам, пониманию себя как специалиста. А желание пахать и узнавать у них есть. Люди должны успевать быть.

Тогда всё не зря. И я должен успеть тоже.

Даже не представляете, какая молодёжь.

Радость чистая, а не люди.

Тем, кто их учил — огромное спасибо. Всё смогли вложить, всё понимание. Как надо. Злость и веру.

И я постараюсь, должен быть к этому причастен.

Если не получится устроиться преподавать, хоть бы и за небольшие совсем деньги, даже символические, всё равно буду писать тексты. Наверное, сейчас мое последнее поле, но это не важно.

Важно отбивать людей в правильное из этой круговерти обычного ныне мира. Круговерти карьер, бабла, асфальтовой пыли и желания произносить в торговых центрах — храмах новой религии — молитвы с помощью кредитов…

А снилась мне наша морская пехота на Электрическом утесе Порт-Артура. Спокойные, уверенные мужики в чёрной форме. Автоматы в руках — естественны, точно продолжение души.

В глазах — ветер.

Очереди рвали небо.

Ангелы опасливо сторонились, а солдаты прежних времён смотрели на мир, как прежде, когда ещё ничего не было ясно.

И что те Стессель с Куропаткиным?

Не прошло и полвека.

Я пишу уже час. Если не остановлюсь, то буду писать до самого вечера. А мне нужно поработать молотком. И умом, но умом едва-едва.