Юрий Тешкин - Полковник

Тут Восьмое марта подошло. Я купил Галочке хрустальную вазу. Она обожала изящные вещи. Пришел к ней, а сестра говорит, что поехала к родичам в греческую колонию. Под Карагандой есть такая. Ну что делать? А дай, думаю, съезжу туда. Набрал полную сетку вин, ликеров, водки (сам не пью, пусть другие выпьют), взял адрес и поехал. Приезжаю, дом огромный, двор, хозяйство — все как не может быть. Захожу, так-то и так-то, одним словом — вашей Галочки жених! Проходи — прошел. Гляжу — сидит моя Галочка с какой-то женщиной в углу и мотают они пряжу в клубки. Ну, поздоровались. Она себе мотает, а я себе сижу на стуле, сетку рядом положил. Еще помню, сетка легла на ковер и бутылки легли на ковер. Вазу лишь показал издали — мол, тебе. И все шепотом почему-то, тишина такая была во всем доме. Это в праздник-то! Она мне из угла кивнула, мол, спасибо за вазу, и мотает себе пряжу. Я сижу — что еще делать? Сидел, сидел, потом Галочка говорит: «Обед скоро». «Ага!» — думаю я, и еще с полчаса в молчании просидели, а они все мотают, мотают. Потом пошли все же обедать. Мужчин было несколько, все носатые, похожие, несколько женщин, тоже носатых, темных, среднего возраста. Галочку посадили от меня далеко. Бутылки я, правда, все сразу же взгромоздил на стол — пейте! Но бутылки не произвели никакого впечатления. А вот борщ, что подали, вызвал заметное оживление. Борщ, правда, был славный! Я такого даже на Украине не едал. И стали тут все макать в него красный перец. Я тоже взял стручок, макнул, так потом еле съел тарелку — горько! Вот это перец! А они ничего — едят, макают. Я говорю — по рюмочке, праздник все же. Тем более они все по-гречески говорят, словно меня и на свете нет. Какое-то высокомерие у них я почувствовал по отношению к себе. Но по рюмке они все же выпили, правда, кто выпил, кто — нет. Ясно было — вино в их жизни не играет никакой роли. Тут они заспорили между собой: съест один из них десять стручков перца или нет. Поспорили, договорились на никелированную кровать, и тот, который рискнул, начал поедать эти жуткие стручки. Так один за другим и съел все десять! Да, вот это люди! — подумал я. Но после посещения колонии этой мне совсем что-то расхотелось жениться. Только как же отвертеться от этого — я не знал. Помог, как всегда, случай.

В апреле у Галочки был день рождения. Поехали отмечать в ресторан. Она разрешила пригласить всех моих друзей из общежития. Ну и гуляли так до одиннадцати. А на одиннадцать тридцать я такси вызвал, чтоб Галочку домой отвезти. Я не пил, конечно. Вернее, пил один боржом. Скучно мне было. Вокруг все пьяные, и Галочка выпила рюмки три-четыре по случаю дня рождения. Ну, ждем такси, уже расплатился я за все. Скучновато, мои друзья допивают, доедают, а я пошел по телефону еще раз насчет такси позвонить. Тут подошла официантка знакомая — Светка. «Что-то, Ванечка, тебя давно не видно? — говорит. — Женился, что ли? Круглов рассказывал». — «Может, — говорю, — тебе-то что?» — «А ты посмотри, — говорит, — в каких я чулках хожу, — приподнимает юбку, смотрю — действительно дырка на чулке, — не стыдно тебе?» Я еще подумал про себя — мне-то чего стыдиться, я ведь с тобой не спал, иди к Круглову, — но взял и дал ей десять рублей, скучно мне было. Да и она пьяная была. Но нас обслуживала хорошо. Ну, иду, значит, обратно к столу, а там, вижу, за мое отсутствие друзья к Галочке пристают, просят, чтоб она мне разрешила по случаю такой даты, Галочкина дня рождения, выпить за ее здоровье. Пить мне не хотелось, я устал от такого скучного вечера, просиди-ка трезвый в пьяной компании шесть часов. Но вмешиваться не стал. Галочка тоже была выпимши и с улыбкой уже какого-то права на меня решала — выпить мне или нет? Хотя за все я ведь платил, да и не в этом было дело, все же мы были еще не муж и жена. Но я не вмешивался. Трезво это все так оценил, и стало мне совсем скучно ото всей этой пустоты. Галочка решила жребий бросить — пить мне или не пить? А когда подбросили монетку, выпало пить. И тут я решил: ах так! Глянул на часы — одиннадцать пятнадцать, до закрытия пятнадцать минут. Светка! Она тут как тут. Это была очень расторопная официантка. За два года работы в ресторане купила себе кооперативную квартиру. «Две водки, два пива и с собой столько же заверни, себе шоколадку!» Повторять ей не надо было. И через минуту я уже пил. За столом пошло веселье по новой. До закрытия я успел выпить и водку, и пиво, а в такси даже пытался Галочку обнять, но только обнять ее рук не хватало. Да еще и в шубе она была, да и толкалась, говорила, что пьяный я. В общем, обиделся я, довез ее и развернулся в общежитие. И загулял! Там меня как родного встретили. Так мы и гуляли между общежитием и моей квартирой. В квартире я находил записочки от Галочки, она бывала там по вечерам, но нас по вечерам там не было. А потом и у меня развернулись вовсю. Маг хрипит, вино рекою льется, все пляшем и поем. У нас один техник был — цыган, так он цыганочку так плясал! Закачаешься! Я думаю, у Гезий потолок обсыпался. Сунулась было Галочка к нам, но меня в туалет спрятали, а ее вежливенько выставили за дверь. К тому времени дверь уже сорвали с петель, так она приставленная просто для вида стояла, но все равно. Мы гуляли вовсю. Я помню, с балкона перегнулся, вернее, повис, зацепившись за что-то ногами, что-то Гезий объяснял, почему у меня душа не лежит к Галочке, хотя она и очень хорошая. А Гезий со своего балкона глядит вверх на меня, улыбается и еще с шумом носом воздух выдыхает и быстро-быстро проводит пальчиком под своим носом: туда-сюда, туда-сюда. Мое раскачивающееся лицо было совсем рядом с ее лицом. С каким-то странным возбуждением глядела она и молчала. Может, ждала, не сорвусь ли я с пятого этажа. С Вовкой Кондаковым она еще в то время не расписалась. А какой хороший парень был! Непьющий…

Ну вот… опять, значит, все меня любят, уважают, опять все рады ужасно, что я к ним вернулся. Развернулись на радостях вовсю, магнитофон гремит, пол дрожит. Магнитофон иногда до утра не выключался, как хоть не перегорел. Особенно почему-то полюбилась эта — «Ах, люблю цыганочку, она замуж вышла…». И тут мне всегда вспомнится, что Галочка-то замуж не вышла и уж теперь-то наверняка за меня не выйдет. И ее было так жаль, и себя, и жениха ее разбившегося, и все вместе со мной ее жалели, бедную. «А ну поехали к ней в детский сад! — кто-то крикнул. — Извинимся. Она человек хороший!» — «Извинимся! Извинимся!» — загалдели все, загремели, за мной покатились по лестнице. Цыган с гармошкой, Круглов с мандолиной, я с бутылкой. Схватили два такси, набились все туда, человек десять, покатили. Приезжаем. Вывалились, в вестибюль зашли. «Галочку нам!» — кричим. Ну а сами, понятно, запели, заиграли, цыган вприсядочку пошел. Гляжу, на лестнице показались воспитатели в белых халатах, тихий час там был как раз, дети выскакивать начали. Галочка тоже появилась. Я разглядел ее, когда с ней плохо стало и она упала на ступеньки. И тут я все понял и закричал: «Все назад, в такси!» И мы умчались опять — допивать, догуливать.