Владислав Артемов - Император

— Законы принимаем не мы, — сказал Бубенцов и отступил на полшага. — Не наша епархия. К сожалению. Это на федеральном уровне.

Бубенцов заметил, что невольно заговорил отрывистыми военными фразами.

— Система виновата? — не отставал прапорщик. — А поменять? Недостаёт соображалки?

— Нет таких планов.

— Нет таких планов? — удивился прапорщик. — Вернуть народу власть. Русскому я имею в виду. Сто лет уж прошло. Не пора ли? Берись наконец-то за рычаги. Ты же хозяин земли русской!

Ерошка понял, что его провоцируют. Разговор принимал самое опасное направление. Но при этом толстое лицо военного, чуть выпученные, водянистые глаза не выражали ничего, кроме наивного простодушия.

— Что ж вы предлагаете, любезный? — усмехнулся Бубенцов. — Монархию восстановить?

— Ты гляди! Кумекалка-то кумекает! — похвалил прапорщик. — Молодчага! Первый шаг сделать. Гвардия поддержит!

Бубенцов покосился на большие красные кулаки прапорщика.

— Русская гвардия поддержит! — значительно повторил прапорщик. — Давно ждали. Чтобы кандидат подходящий. Чтобы, так сказать, размах рук соответствовал...

Прапорщик широко развёл руки. Мундир свалился с плеча. Ерошка машинально двинулся, склонился поднять. Столкнулись лбами.

— Охотно верю, — немного смутившись, с досадою сказал Бубенцов. — Но, полагаю, народ не готов.

— Народ не готов? А внутри себя? Не пробовал? Покопаться? — взяв Бубенцова за пуговицу, домогался прапорщик.

— Но позвольте, — возразил Бубенцов, чуть поднимая руки, чтобы мгновенно блокировать возможную атаку, перехватить удар. — Я не отвечаю за Россию.

— А кто ответит? — удивился прапорщик и высоко поднял светлые брови. — Если не ты, то кто же?

Прапорщик выдохнул, и оба оказались как бы внутри густого облака алкоголя.

— С вами совершенно невозможно разговаривать! Во-первых, вы пьяны. Во-вторых, мне очень не нравится, что вы всё время тычете мне пальцем в лицо.

— Эк тебя козявит!

— Без паники, — проговорил рядом женский голос, немного заплетаясь. — Будем сохранять спокойствие.

Давешняя милая дамочка взяла Ерошку за руку. Бубенцов попытался вызволиться, но та держала мягко, но крепко. Вязала.

— Значит, ты. За Россию. Не в ответе? — наступал прапорщик, всё более хмурясь, багровея лицом. — Отрекаешься?

— Если угодно... Отрекаюсь.

И Бубенцов, как ни готовился, всё-таки пропустил увесистую плюху.

4

Спустя всего лишь десять минут, когда крики утихли, когда выволокли рявкающее тело прапорщика, когда всё замяли, замели, замыли, Бубенцов стоял у стены в умывальнике и, приблизив лицо к зеркалу, прикладывал платок к ссадине.

— Дело прочно, когда под ним струится кровь, — весело заметил стоявший за его спиною Шлягер. — Народная примета. Что за пьянка без драки!

— Надо же так нажраться в самом начале банкета, — сказал Бубенцов без всякого осуждения. — Это ты подослал гада?

— Актёр наш, — признался Шлягер. — Мишка Барашин. Стажируется. Обычно свадьбы сопровождает. Ещё не получил окончательного лоска. Талантлив, как сам дьявол. Этот и не хочет, а наскандалит. У него волосы дыбом поднимаются, если дать ему водки. И вам хороший урок. Закон бумеранга.

— Сценарий ты писал? — сказал Бубенцов. — Узнаю стиль.

— У нас сценарий самый общий, без всех этих деталей, — возразил Шлягер. — Нам важен корень и ствол. Ну а ветви, листья сами собою нарастают. Мы не указываем. Тут полная воля.

— Но оплеуху мне ты лично вписал, гнида, — сказал Бубенцов. — И специально нанял этого скандалиста?

— А вы вспомните свой дебют! — ухмыльнулся Шлягер. — Вас что, тоже наняли?

— Вы тогда просчитали меня! — огрызнулся Ерошка. — Предвидели мои реакции!

— То-то же, — с удовлетворением сказал Шлягер. — Умнеете на глазах! Нам не нужно никого нанимать. Мы берём готовый характер, который органично вписывается в сюжет. А дальше человек действует уже сам, по собственному вдохновению. Так ему кажется. На самом же деле система управляет им. Он поступает в соответствии с законами системы, а его поступки в свою очередь влияют на систему, настраивают, совершенствуют её. Всё живо, всё естественно.

— А если человек не захочет вписываться в вашу механику?

— Человек действует совершенно свободно. Но вариантов выбора всего два. В любой ситуации. Да — нет. Вот весь свободный выбор.

— Это отвлечённая философия, — сказал Бубенцов. — Какого чёрта домогался от меня твой Барашин? Не просто так подослали его. Умысел был. Цель-то в чём?

— Вы сказали «отрекаюсь» и получили по морде. Вот и весь смысл. Когда серьёзным людям нужно получить от вас согласие, вам не стоит употреблять слово «нет».

— Серьёзным людям? Кто организовал провокацию?

— Джива, разумеется, — сказал Шлягер. — Козлом вас обозвал давеча. Инородец.

— Козлом? Убить мало.

— Мало! Мало! — закивал Шлягер, проворно выхватил из-за пазухи записную книжку из чёрной замши, затрёпанную донельзя, быстро-быстро что-то записал. Захлопнул, сунул обратно под мышку.

— Что это ты там записываешь? — спросил Бубенцов подозрительно.

— Да так. Пустяки. Ни дня, как говорится, без строчки.

— Давно хотел спросить, Адольф! Зачем вам нужен этот Джива? Системе вашей.

— А не очень-то и нужен! — весело сказал Шлягер, как будто обрадовавшись. — Функция. Всего лишь элементарная функция.

— Функция?

— Видите ли, такие люди, как Джива, выполняют низовую практическую работу по сбору средств, концентрации денег в одном месте. Никакой чиновник не сделает эту работу столь качественно, как подобные добровольцы, действующие по влечению сердца. Копейка не пропадёт у них втуне! Им кажется, что они копят богатства для себя. Но приходит время, и мы отнимаем у них кубышку. Очень практично и удобно!

— Но ведь то же самое можно сказать про всякого богача.

— Именно! Все они — наши покорные слуги.

— Кубышки?

— Как ни назовите. Кубышки. Элементарные функции. Откормленные кабанчики. Наименований много. Но суть одна. Приходит нужное время, и мы отнимаем своё.

— Забиваете кабанчика?

— Убить-то не хитро. Тем более что Джива достоин казни. Но вам не нужно беспокоиться, — хитро подмигнул Шлягер. — «Зачем самому, если есть собака?»

В руках у Шлягера снова оказалась записная книжка.

— Ты не подумай что-нибудь, — спохватился Бубенцов. — И не надо фиксировать каждое моё слово. Я просто так сказал. В сердцах.

Адольф поплевал на палец, перетасовал страницы, отыскал нужную запись:

— Эге. Сто семь миллионов на счетах. Да сколько же ещё по сумкам рассовано. Плюс недвижимость. А ведь вы правы, Ерофей Тимофеевич! Как это мы проглядели! Созрел голубчик. Есть, знаете ли, у каждой коровы предельный уровень надоев. Сколько её ни корми. Пора, пора дать ему... путёвку в смерть.