Алена Судакова - На расстоянии любви

— Как это?.. То есть ты опять бросаешь нас?

— Я никогда вас не брошу! — с горячностью возразил он. Должна же она понять, что он хочет сказать! — Ты сама утверждала, что спешить не стоит.

— А ты говорил, что должен быть постоянно рядом с нами. Велел мне Пашку из дома не отпускать. А теперь что?

Соня смотрела на него в растерянности.

— Соня, услышь меня хоть раз в жизни! Я никуда не уезжаю, просто поживу у матери. Она совсем одна. После операции ей нужны внимание, уход. Конечно, у нее замечательная сиделка. Но я ей тоже нужен.

— Трофим, а я? Как со мной? — Соня в недоумении развела руками. — Ты обо мне подумал? Получается, о матери ты подумал, о себе — тоже. О Пашке. А я? Где в твоих планах? Ты никогда не считаешься с тем, чего хочу я!

— И что же ты хочешь?

— Чтобы ты не уходил! Ты нужен мне рядом, в доме, в этой постели. Столько лет одна! Ждала, а ты снова…

Не договорив, Соня опустилась на стул.

— Ты никуда не пойдешь.

— Сонь, ты опять делаешь из мухи слона! Я никуда не ухожу, не бросаю тебя. Просто пока не буду сюда приходить. Будем встречаться где-нибудь тайком — разве это не романтично?

— Нет!

Она встала и вышла из комнаты.

Трофим видел, как она со злостью полола в огороде морковь. Ботва и сорняки летели в разные стороны. Может, он на самом деле ошибся? Но как еще дать понять Павлу, что он не претендует на его свободу? Мальчик запутался, как и они сами. Что хорошо, плохо? Отец из него пока что никакой, а хотелось стать лучшим в мире!

Он достал сумку и принялся скидывать рубашки и брюки. Соня застыла в дверях.

— Трофим, не вздумай это делать. Я тебя предупреждаю последний раз.

— Не злись, я делаю это для нашего сына, — он подошел, притянул ее за талию и поцеловал в облупленный от солнца кончик носа: — Пусть он снова почувствует себя свободным.

— А я — брошенной!.. У меня есть муж или его нет?

— Я есть! Это ненадолго.

Его объяснений она не приняла. Нахмурилась, поджала губы, но Трофим собирался сделать, как решил.

— Ты все-таки уходишь?

Соня с ненавистью смотрела на собранные вещи.

— Пожалуйста, не начинай! Я так решил. Я так хочу!

— По-моему, в этом доме решать могут все, кроме меня: отец решил, что мне нельзя разводиться. Потом — что я должна вернуться к тебе. Ты решил, что жить без сына тебе удобнее. Теперь ты опять решил, что меня можно отодвинуть, как шкаф… Только я не шкаф, Трофим. Уходишь — иди! Но я тоже буду жить так, как решу сама!

— Это угроза или ультиматум? — переспросил он.

— Ответный ход! Ты собрался? Скатертью дорога.

Трофим схватил сумку, шагнул из комнаты. Во дворе он столкнулся с тестем и тещей.

Владимир Кузьмич опустил взгляд на сумку.

— Ты это куда намылился? Как голова-то?

Трофим дотронулся до пластыря.

— Да ничего… Поживу пока у матери. Пусть Пашка успокоится, потом видно будет.

— Понятно. А Сонька-то одобрила?

— Нет! — признался он.

— Тоже понятно: бабе нужен мужик, не штамп в паспорте. Штамп-то не приласкает, не согреет…

— Трош, ты бы подумал! — поддержала мужа тетя Катя. — Что вы друг от друга бегаете-то?

— И вы туда же! — Трофим рыкнул. — Никуда не ухожу, никого не бросаю. Это тактический ход — временное отступление.

Из дома вышла Соня, прислушалась к их разговору и едко добавила:

— Пап, не держи его. Он у нас возомнил себя Кутузовым! Видишь, "сдает" Москву Наполеону…

Фролов приехал к Трофиму через неделю, привез пожелания заказчика и рассказал о том, что тот постоянно звонит и интересуется, как идут дела.

— Понравилось ему здесь. И правда красота!

Они стояли на высоком берегу и смотрели на лес, закрывший противоположный берег. Потом их внимание привлек визг на пляже.

— Красиво у вас тут, и женщины красивые… — Фролов засмотрелся на купальщиц и причмокнул: — А познакомиться с кем-нибудь можно? Я свободный. Вдруг встречу здесь свою судьбу?

Трофим запустил руки в карманы. Шел он босиком, в закатанных джинсах, в белой футболке, которая от жары не спасала. На кончиках отросших за месяц волос повисли капли пота. Сейчас бы на речку!

— С этими двумя знакомиться не советую.

— Ты их знаешь? — Фролов оживился. Повертел круглой головой, снял галстук и взлохматил светлые волосы: — Жарко!.. Светленькая хороша… Красивая женщина, и фигура загляденье… Кто это?

— Соня. Моя жена.

Фролов хмыкнул и перевел на него понимающий взгляд.

Жену Трофим не видел с того дня, как ушел жить к матери.

Мать тоже удивилась его решению и считала его поспешным.

— Троша, я не понимаю, — они сидели за столом и пили чай с баранками, которые принесла сиделка: — Получается, ты удалился, чтобы Соня все решала сама?

Мать уставилась на него в недоумении.

— Как же так, сынок?

— Нет, мам! — он устал повторять одно и то же. — Это маленькая передышка для меня и сына.

— А как же Соня?..

— Ты не поняла… Владимир Кузьмич с тетей Катей тоже не поняли… И Сонька злится до сих пор, прячется от меня.

Спать ночью он не смог, бродил по саду, между грядками на огороде, пробовал лежать в гамаке. Светало рано. Небо сначала стало серо-розовым, потом просто розовым и опять серым, потому что пошел дождь.

Поговорить с Соней на следующий день у него не получилось: она уехала в райцентр выбивать лекарства.

— Она до сих пор сердится? — спросил он тестя.

Владимир Кузьмич перебирал яблоки, готовил их для зимовки. Сколачивал ящики, насыпал в них сухой песок и труху.

— А ты как думаешь? Пожалуй, на этот раз ошибся, зятек, по полной. Ушел, как наказал ее. За что? Воспитывала Пашку одна, если и ошибалась, не со зла. Ошибся ты.

Трофим так не считал хотя бы потому, что увидел сына, и тот не убежал, не сиганул молнией через забор и не спрятался на дереве. Мальчишка сидел потерянный, сникший. На зареванном лице виднелся распухший от слез нос.

— Можно сесть рядом?

Пашка кивнул.

Трофим сел так, чтобы не коснуться его, дать возможность уйти, если тот захочет.

— Как дела? Мама до сих пор с тобой не разговаривает?

Очередной кивок.

— Кажется, мы с тобой товарищи по несчастью — на меня она тоже обиделась. Знаешь, мы все совершаем плохие поступки. Главное — это понять, что ты ошибся, и извиниться. Ты извинялся?

Мальчишка покачал опущенной головой.

— Вот и я — нет. Стыдно. А надо. Мир?

Он протянул Пашке ладонь без ожидания взаимности, но сын ответно протянул маленькую ладонь, которую Трофим осторожно пожал. Это именно то, чего ему так долго не хватало. Если не признания, то и не отторжения. Он пришел домой и долго-долго курил сигарету за сигаретой. С матерью радостью поделился сразу же. Не хватало только его Сони.

Ее не хватало во всем: в утреннем пробуждении, в прогулках по саду и работе. Еда казалась пресной, вернулась бессонница… Бессонница — подходящее слово: без… Сони… Он едва дождался, когда она вернется из райцентра.