Акиф Гасанов - Реквием

Но всему приходит конец, и я вернулся домой, и подросший сын ходил за мной по пятам и называл «дядей» и она, смеясь, объясняла, что я вовсе «не дядя, а папа», и это нас здорово веселило и мы укатывались с ней от смеха.

И снова, как в медовый месяц, мы расставались лишь на время работы, а вечером придумывали походы по родственникам, друзьям и однажды она меня свела на гастроли Большого театра, шла опера «Евгений Онегин» и от переизбытка потока культуры меня ко второму акту начало сводить ко сну и она все толкала меня в бок, а рядом сидела ректор Консерватории Абасова Эльмира с дочерью и Шахле было ужасно стыдно за меня, а после перерыва ректор опаздывала и мое замечание, мол, мамаша проявляет недисциплинированность, совсем смутило ее, хотя дома она со смехом вспоминала это и пересказывала матери.

И еще она повела меня на концерт из произведений турецкого композитора Аднана Сайгуна, где она выступала с вступительным словом и великолепно выглядела на сцене, а ее попросил подготовить это выступление великий Ниязи и на концерте она познакомила меня с ним и он очень хвалил Шахлу, а в перерыве сам Сайгун поблагодарил ее за прекрасное выступление. А во время концерта в зал вошел высокий мужчина в турецкой феске, и я невпопад вдруг ляпнул: «О, идеи пантюркизма живут и процветают!» и она зашикала на меня: «Это Ариф Меликов, он великий!». И потом я очень переживал за свою неуместную реплику, поскольку композитор был действительно великим и последним из прекрасной плеяды наших музыкантов, прославивших страну и оставивших нам в наследство изумительные мировые шедевры.

И так мы жили, порой ссорясь по пустякам и она первой шла на компромисс, поскольку я был твердолобым и упертым, а она незлопамятной и быстро отходящей от обид, которые я порой наносил не по злобе.

А потом я работал с территории с объектами нашей заинтересованности, выводил их в страну для дальнейшей разработки, встречался с иностранцами, советскими гражданами, после отъезда одного из сотрудников перешел под прикрытие в крупную нефтяную компанию, летал на вертолетах на полупогружные установки и выводил оттуда приезжих специалистов, вскрывал их железные ящики, в которых они прятали техническую документацию, отсылал эти материалы на реализацию в Центр и все это шло своим чередом, пока начальник тоже не уехал в загранкомандировку и передал мне свои закордонные связи и я стал часто выезжать на специальные мероприятия за рубеж и таких командировок было до семи раз в год и жизнь закрутилась в бешенном темпе.

Материальное положение семьи улучшилось, за один день пребывания за границей я получал сумму, почти равную моей месячной зарплате, а она составляла около шестьсот рублей и это были большие деньги в те времена.

До своей первой поездки в Финляндию я был всего лишь раз в социалистической Польше, так что прибыв в Хельсинки, разместившись и получив суточные и оперативные расходы, не терпелось ознакомиться с городом. Выйдя из посольской резиденции, решил пройтись по вечернему Хельсинки, хотя это время назвать вечером можно было условно, поскольку казалось, что темнеет сразу как рассветет. Шел, разглядывая витрины, широко разинув рот от увиденного. В продуктовом голова пошла кругом от невероятно аппетитных запахов, в другие опасливо заглядывал, и увидев налетающего с чуть ли не с распростертыми объятиями работника, поспешно ретировался.

Набравшись смелости, зашел в обувной и попросил продавца показать детские кроссовки цвета, которого на было на полках. «Минутку» — сказал тот, ушел и принес, пришлось купить. Иду по улице, в уме провожу несложные математические расчеты и в результате экономическая политика партии и правительства получает второй серьезный удар после того, как получила первый от витрины с неимоверным количеством колбас в продуктовом. Появились нешуточные сомнения в правильности нашего пути к светлому будущему и почему-то оно начало ассоциироваться с изнасилованными с особой жестокостью синюшными курами в нашем продмаге на проспекте Нефтяников и с небритым продавцом этих кур в засаленном халате непонятного цвета…

Решил вернуться в гостиницу, поскольку сложно выдержать столько впечатлений, не позволяющих мозгу сосредоточиться на предстоящей работе.

Пришел, включил телевизор, смотрю фильм на финском языке по мотивам произведений Вагнера. Потрясающая музыка, под нее бегают валькирии, появляется почему-то Гитлер, его солдаты в знак благодарности к фюреру за преждевременную смерть, ловят и сношают этих дев, где заметят. Во всяком случае мое знание финского языка позволяло понимать фильм ровно настолько.

Входит мужичок лет шестидесяти, здоровается, представляется вновь приехавшим советником посольства, будет проживать здесь, пока его не обустроят.

Переоделся, прошел на кухню, извлек что-то вроде перловой каши быстрого приготовления и приглашает меня к столу. Я, неудобно садиться с пустыми руками, вытащил баночку икры, кусок колбасы твердого копчения, бородинский хлеб и бутылку коньяка. Разговорились, я ему про свой жизненный путь до работы в МИДе, он про себя, и мы так неспешно поужинали.

«Кстати, а вы из какого департамента?»

Приехали, у меня кроме паспорта, из другой информации о МИД СССР, только имя Министра.

Встречный, довольно глупый, вопрос: «А вы, простите, судя по такой серьезной должности, тоже из МИДа?»

Он что-то вроде: «Я из третьего европейского».

Понятное дело, раз есть третий, то второй точно существует: «Я из второго!»

«Я раньше там работал, а Петр Васильевич работает еще?»

«Когда я выезжал, он вроде уже на пенсию оформлялся».

«Жаль, хороший специалист, а Дмитрий Петрович вернулся из Швеции?»

Чувствую, мужичок скоро начнет званием интересоваться, а насколько чиста эта резиденция сходу не определишь.

«А давайте пойдем погуляем, погода чудная».

Выйдя на улицу, я первым делом говорю, что нас инструктировали не интересоваться профессиями у мидовских сотрудников.

Мужичок хитро посмотрел на меня и с улыбкой: «Понимаю, понимаю…»

На следующе утро начинается работа, иду в Посольство, переговорив с заместителем резидента по научно-технической разведке, сажусь в машину, и мы два часа крутимся по городу, выявляя наличие наружного наблюдения, потом я схожу, прохожу пеший маршрут, получаю сигнал, что чистый и иду к месту встречи.

Вижу его издалека у памятника Маннергейму, приближаюсь, однако он резко разворачивается и быстро уходит. Я перехожу улицу в полной прострации и чувствую, как холодный пот покрывает спину. Обычно, всегда планируется запасная встреча, но поскольку он приплывает морским путем, назначены три — на случай опоздания судна.