Марина Москвина - Радио «Москвина»

Голову Никулина я очень любила, носила ее в кармане и никогда с ней не расставалась. Но однажды к нам в Черемушки заехал друг моего папы — Мохсен-аль-Айни, араб (он потом возглавил демократическую революцию и стал премьер-министром Йемена), а в тот день уезжал к себе на родину. И я на прощанье отдала ему эту голову с условием, что, когда она объедет с ним разные страны, он вышлет мне ее в Москву обратно по почте.

Настоящего Юрия Никулина я увидела в цирке, когда мой — игрушечный — уже отправился за границу.

— Ю-риик! — позвал его Михаил Шуйдин.

И ОН явился, весь целиком, в плоской шляпе, испуганно озираясь по сторонам. Руки у него длинные, кургузый пиджачок, узенькие в полоску брюки, штанины короткие!.. Такой прекрасный в своих громадных разлапистых башмаках.

Он пробежал со стаканом воды. Потом с кружкой. Потом с ведром. Его спрашивают:

— Куда???

— Пожа…Пожа… — на бегу отвечает Никулин.

— Где ПОЖАР?!

— Да не пожар, — говорит Никулин. — Пожарник селедки объелся, пить хочет.

Главное, серьезный! Ни разу не улыбнулся. Он выступал со своим собственным, а не наклеенным носом. Почти обыкновенный человек, только страшный недотепа. То за ним по всему манежу гоняется ненастоящая резиновая змея. То на манеж из-под его дивана вдруг выползут огромные бутафорские тараканы…

Или Юрий Никулин совал за шиворот кусок льда Михаилу Шуйдину. И на вопрос ведущего, зачем это, отвечал:

— Измеряю больному температуру. Если лед будет долго таять, значит, нормальная, а если быстро — повышенная…

Мой брат Юрик бурно восторгался, глядя, как Никулин с Шуйдиным «на киносъемках перед камерой» дубль за дублем таскали туда-сюда неподъемное бревно. Такая умора! Говорят, министр культуры Фурцева даже заподозрила, не намекают ли клоуны на тот исторический субботник, когда Ленин с большевиками нес бревно?

Все сказали:

— Что вы! Что вы!

И реприза была спасена.

А меня прямо заворожило, когда Никулин выехал на какой-то странной лошади. И меланхолично прогуливался верхом по манежу. Причем на полном серьезе зазывал народ прокатиться.

Я сказала Люсе:

— Я выйду.

Она:

— Ни в коем случае.

— Почему?

— У него ноги ненастоящие!

— ???

Тут она мне объяснила, что Никулин ходит по манежу на своих ногах — а «лошадь» у него искусственная. И на ее боках висят тряпичные ноги в больших ботинках.

Культ Юрия Никулина в нашей семье достиг кульминации, когда Люся тайно отправила от имени Юрика письмо в цирк на Цветном бульваре, где он якобы спрашивал, что нужно для того, чтобы поступить в студию клоунады?

Из цирка пришел ответ, который мы с ней сохранили как сказочную, но неиспользованную возможность.

«Министерство культуры СССР

Всесоюзное объединение государственных цирков

„Союзгосцирк“

Московский ордена Ленина цирк

Москва Цветной бульвар, д.13. Тел. К 0-16-40

9 августа 1965 г.

Уважаемый Юрий!

В ответ на Ваше письмо сообщаем следующее: при получении сведений, которые я высылаю, необходимо собрать все документы и выслать в адрес Московского цирка до 1 сентября с. г.

5–6–7 сентября в 10 часов утра будут происходить экзамены в три тура. Занятия начнутся 20 сентября. Если Ваш год призывной, то сообщаем, что Клоунская Мастерская отсрочек не дает.

Для поступления в Клоунскую Мастерскую необходимо подготовить:

две басни — классическую и современную, а также этюд — комедийный отрывок или музыкальный номер.

Жаль, его год был призывной. И Юрик поступил в геодезический техникум с военной кафедрой и стал военным геодезистом.

Мы с Леней тоже мечтали, чтобы наш сын стал клоуном. Только мы не знали, как говорил Енгибаров, ждет ли его переполненная чаша цирка, на золотистом донышке которой так тяжело работать, или таинственная сцена, медленно раздвигающийся занавес, обнажающий все самое сокровенное, что есть у тебя на душе?

А с нами по соседству жила Людмила Николаевна Уразова, красавица, искусствовед, в любое время года она спала на балконе, вела здоровый и счастливый образ жизни, кажется, вполне одинокий. Ни разу я не слышала, чтобы она выказывала недовольство, когда поздними вечерами после концерта к нам приходили музыканты Сережа Рыженко и Андрей Жабин из ансамбля «Последний шанс», а также другие замечательные гости, и шумный пир длился до рассвета. Или когда наш громадный пудель Марчелло оглашал кооператив журналистов заливистым лаем или тоскливым воем, стоило нам только выйти без него из дому.

Жаловались все, особенно соседка сверху, сочинитель сатирических куплетов.

— Когда воет ваша собака, — сердито заявляла она, — такое впечатление, что ты сидишь и сочиняешь сатирические куплеты на кладбище.

— Какая ерунда, — отвечала достойнейшая, я бы сказала, рафинированная, Людмила Николаевна. — А как же люди живут в деревне? На рассвете петухи, ночи напролет — собаки…

Так вот эта удивительная женщина влюбилась в выдающегося историка цирка Юрия Арсеньевича Дмитриева. (Ему было семьдесят, когда они поженились, он прожил с Людмилой Николаевной долгую жизнь, наполненную творчеством, путешествиями, разными интересными встречами и событиями, в начале третьего тысячелетия они отпраздновали серебряную свадьбу!..)

Отныне все разговоры у нас с ней велись исключительно о цирке. Мы только и слышали от Людмилы Николаевны: «Дмитриев то сказал… Дмитриев сделал это…» — с сияющими глазами.

Про нас она говорила:

— Первый раз вижу родителей, которые хотят , чтоб их сын стал клоуном. Я попрошу Дмитриева, и он присмотрит Сергею тепленькое местечко в цирковом училище.

Эх, самое большее, на что Серега согласился в сознательном возрасте, лет пять ему было или шесть, — попытать счастья в джазовой студии ДК «Москворечье». (Еще одна моя голубая мечта, чтобы он стал джазменом. Однако туда можно было поступить только по протекции Луи Армстронга.)

— Вот так живешь, — Сереня потом ругался на меня, — вполне доволен жизнью и собой, и вдруг выясняется: ТЫ НЕ ПОДХОДИШЬ ДЛЯ ДЖАЗА!.. И что теперь? Вся жизнь кувырком?

Эта катастрофа подвигла меня на книгу «Моя собака любит джаз».

Но — прав был индийский учитель Ошо: «Вы никогда не видите целого, поэтому куда бы вы ни шли, идите, танцуя. Доверьтесь потоку, и навстречу выйдут именно те люди, которые должны выйти, и произойдут события, которые приведут еще к большим чудесам».

Впрочем, даже такой мудрец, как Юрий Никулин — Ходжа Насреддин наших дней, на своем семидесятилетии на вопрос:

— А если бы начать все сначала?

ответил:

— Я бы не согласился.

Наверно, так, ради красного словца. Ибо это был редкий человек, исполнивший свою судьбу, настоящий воин света против уныния и озлобленности. Само его присутствие на Земле наполняло людей теплом и состраданием.