Брюс Кэмерон - Путь домой

– Это потому, что мы работаем здесь уже давно и повидали, что бывает, когда какой-нибудь питбуль кусает ребенка! – зло сказал мужчина в шляпе.

Женщина устало вздохнула.

– Эта собака в жизни никого не укусит. Смотри, я спокойно могу засунуть руку в ее пасть.

У ее пальцев был вкус мыла, химикатов и собак.

– Я делаю свою работу, а ты занимайся своей. Вживи ей чип, чтобы в том случае, если мы поймаем ее в Денвере еще раз, мы знали, что эту собаку отлавливали уже два раза, так что теперь она подлежит уничтожению.

– Я знаю, что мне делать, Чак, – резко ответила женщина. – И я подам протест, как только мы здесь закончим.

– Еще один? Я от страха уже наделал в штаны, – глумливо сказал мужчина в шляпе.

В конце концов меня поместили во все тот же вольер. Я никогда еще не чувствовала себя такой несчастной. На меня все больше действовали страх, отчаяние и тревога, исходившие от других собак, так что я часто задышала и начала метаться по вольеру. Я могла думать только об одном – о Лукасе. Он придет и заберет меня. Отведет домой. Я буду хорошей собакой.

Но каждый раз, когда дверь открывалась, входил какой-то другой человек, а не Лукас. Некоторые собаки бросались к дверям своих вольеров, чтобы быть поближе к этим людям, виляя хвостами и вставая на задние лапы, в то время как другие в страхе отбегали назад. Я виляла хвостом, но больше никак не реагировала на этих людей. Обычно каждый, кто входил, уводил с собой какую-то собаку или, наоборот, приводил новую.

Что же мы все здесь делаем?

В конце концов ко мне подошел приятный мужчина, но не затем, чтобы отвести меня к Лукасу. Вместо этого он надел на меня очень странный поводок, который полностью обхватывал мою морду.

– Ты добрая собака. Ты хорошая собака, – сказал он мне, ласково касаясь меня. Я завиляла хвостом, радуясь тому, что могу выйти из вольера. Я надеялась, что сейчас мы пойдем домой, к моей семье!

Приятный мужчина открыл стальную дверь и вывел меня во двор. Мои ноздри расширились от резкого изменения запахов. Земля под моими лапами была твердой, неровной и сухой, и на ней росла вялая, редкая трава. Почти все пространство двора было пропитано запахами побывавших здесь собак, я явственно чуяла их с каждым вдохом.

– Меня зовут Уэйн, – сказал мужчина. – Извини за намордник. Считается, что ты злобная собака-убийца, которая может отгрызть мои руки и ноги.

Его тон был таким же добрым, как и его руки. Он поднес костяшки пальцев к моей морде, и я лизнула их через дырку в странном поводке, так хорошо, как только могла. Мы походили по дорожке вдоль высокого забора. Мне было очевидно, что до меня здесь гуляло много-много собак. Я с благодарностью присела у забора – я не хотела «Делай Свои Дела» в вольере, хотя в нем и было немало места, а другие собаки в комнате были не такими чистыми, как я.

Мужчина не подобрал за мной мой помет, как это делали Лукас и Мамуля.

– Не беспокойся, Белла, одной кучей больше, одной меньше. Мне придется скоро выйти сюда еще раз, и тогда я уберу их все. В этом и заключается весь шик моей работы.

Он жалел меня и гладил, но он не отвел меня к Лукасу. Потом мужчина повел меня все к тому же вольеру, хотя я села на пол и не хотела двигаться, когда он тянул за мой поводок.

– Пошли, девочка, – тихо сказал он. – Иди в свою будку.

Мне так не хотелось возвращаться в вольер, но мужчина начал толкать меня сзади, мои лапы заскользили по скользкому полу, и вот я уже оказалась внутри и печально свернулась на подстилке в то время, как мужчина запер дверцу. Я опустила нос между лап и стала слушать, как все эти плохие собаки игнорируют правило «Не Лай». Я была убита горем. Наверное, я была очень, очень плохой собакой, если Лукас отправил меня в это место.

Неужели такова моя новая жизнь? Меня выгуливали во дворе по нескольку раз в день, иногда это делала приятная женщина по имени Глиннис, а иногда – мужчина по имени Уэйн, и каждый раз на меня надевали неудобный поводок, который не давал мне разжать зубы. В комнате все время, и днем, и ночью, слышался лай собак. Иногда приходил Уэйн и поливал ее из шланга, и после этого запахи собачьего помета сначала усиливались в сыром воздухе, а потом слабели и исчезали, отчего комната с вольерами становилась еще менее интересной.

Я так тосковала по Лукасу. Я хорошая собака, которая все время выполняет «Не Лай», но иногда я плакала. Когда я спала, мне казалось, что я чувствую прикосновение его рук к моей шерсти, но, когда я просыпалась, его не было.

Я вспомнила белку, которую мы как-то нашли на улице, ту, которая была раздавлена чем-то тяжелым. Как же она была не похожа на живую бегающую белку.

И теперь я чувствовала себя точно так же.

Я ничего не ела. Я лежала на подстилке и не двигалась с места, когда дверь вольера открывалась, чтобы Уэйн или Глиннис погуляли со мной во дворе с высоким забором. Мне не было дела даже до всех чудесных меток, которые оставили там собаки-самки и собаки-самцы. Я просто хотела, чтобы пришел Лукас.

Когда в комнату зашла какая-то новая женщина, надела на меня мой старый ошейник и повела меня в коридор, я с трудом встала на лапы, чувствуя себя одеревеневшей и вялой. Я послушно пошла за женщиной, но я не виляла хвостом. Моя голова была опущена, и, чуя витающие в воздухе ароматы собак и кошек, я больше не испытывала интереса.

Она привела меня в маленькую комнату.

– Ну вот, Белла, давай наденем его обратно. – И она снова надела на меня странный неудобный поводок. На полу лежала мягкая подстилка, и я обошла ее кругом и, вздохнув, легла на нее. – Я сейчас вернусь, – сказала мне женщина и ушла. Я не знала, где нахожусь, и мне было все равно.

И тут дверь открылась. Лукас! Я вскочила на лапы и бросилась в его объятия, едва он вошел.

– Белла! – воскликнул он и, покачнувшись, сел на пол.

Я задыхалась и скулила взахлеб, пытаясь лизнуть его через дурацкий поводок. Я потерлась головой о его грудь и села на его колени, положив на нее передние лапы. Он обхватил меня руками, и все мое существо пронизало чувство несказанного счастья. Я все-таки хорошая собака! И Лукас все-таки любит меня! Я ни за что не расстанусь с ним снова. Я испытывала такое облегчение, такую благодарность. Мой человек был здесь, чтобы отвести меня домой!

Новая женщина была в комнате тоже. Она отыскала для меня Лукаса!

– Можно я сниму с нее эту хоккейную маску? – спросил Лукас.

– Вообще-то нам этого не разрешают, когда речь идет о питбулях, но, конечно, снимите, ведь она явно неопасна.

Лукас отстегнул штуку, сковывавшую мой нос, и я наконец смогла как следует его поцеловать.

Женщина держала в руке какие-то бумаги.

– Итак, вы, насколько я знаю, подписали все документы, но я хочу еще раз напомнить вам, что в них говорится. Если вашу собаку, неважно по какой причине, еще раз поймают в границах Денвера, ее продержат у нас три дня, а затем уничтожат. Для питбулей действует правило, гласящее, что, если такую собаку поймали в городе два раза, она подлежит уничтожению. Апелляции не принимаются, разве что вы обратитесь в суд, но должна вам сказать, что судьи чаще всего прислушиваются к заключению инспекторов отдела по контролю за животными. Большинство наших инспекторов замечательные люди, по-настоящему заботящиеся о животных, но тот, который задержал Беллу… Скажем так, Чак не из тех, кто мне симпатичен, к тому же у него есть еще и пара дружков ему под стать, с которыми он играет в покер. Они вечно покрывают друг друга во всех делах. Вы понимаете, что я говорю? Такова система, и в ней все против вас.