Дэвид Арнольд - Москитолэнд

Так, начинаю нервничать из-за поднявшейся суматохи, потому вот тебе последнее о моей полуслепоте: я никому не говорила.

До связи,

Мэри Ирис Мэлоун,

диковинный циклоп

Арлин в обнимку с деревянной шкатулкой, источающая аромат букета-ассорти «Ранняя пташка», и я, погруженная в думы о мотивах злых мачех, сидим возле трассы «I-55» и наблюдаем, как «Грейхаунд» отряхивается. (После поспешного торможения Карл выпроводил всех из автобуса, а сам едва ли не по колено погрузился в нечистоты, копившиеся, наверное, не меньше недели.)

Убираю дневник в рюкзак и осмеливаюсь осмотреться. Попутчики пялятся на меня не просто злобно, а буквально испепеляют взглядами: ультрамодная семейка из четырех человек в одинаковых рубашках-поло, мучительно уродливая блондинка под два метра ростом, два неистово спорящих японца, Джабба Хатт (на его лице вся боль научной фантастики), молодые британцы, похожий на персонажа Толкина пацан, Пончомен и многие-многие другие. Они болтают по мобильникам, бормочут себе под нос, и каждый зол на меня за прерванную суперважную поездку в Куда-то-ляндию.

– Ты ведешь дневник путешествий, милая?

Душка Арлин, царица Арета моей Одиссеи, крепче сжимает пальцы на деревянном ящичке. Сумку она оставила в автобусе, но не его.

– Прости, – краснеет она. – Я заметила дневник, но не стоило любопытствовать.

– Нет, что вы. Это… письма, наверное.

Арлин кивает, и на секунду я думаю, что этим все и закончится.

– Кому? – спрашивает она.

Я вздыхаю, глядя на трясущийся автобус:

– Вы не поверите, если скажу.

Арлин прочищает горло в таком стариковском стиле, что непонятно, то ли это смех, то ли кашель, то ли предсмертное бульканье.

– Хочешь услышать, куда я направляюсь?

Обрадованная сменой темы, киваю.

– В Независимость.

– Свободные земли, – шепчу я с улыбкой.

Она вроде смеется, но как-то невесело:

– Это городок в Кентукки. Там живет мой племянник со своим… со своим бойфрендом.

Так резко поворачиваю голову, будто кто отпустил сжатую пружину. Не то чтобы услышанное сильно впечатляет, но из уст Арлин… что ж, может, она и не такой божий одуванчик, как я думала.

Она смотрит на меня искоса, приподняв один уголок рта:

– Его зовут Ахав.

– Бойфренда? – уточняю с улыбкой.

– Нет. Племянника. Как зовут… бойфренда, точно не знаю. Мы еще не встречались. Они открыли автозаправку, и, по словам Ахава, дела идут хорошо. Хотя в старших классах он был чемпионом по плаванию, потому заправка – странный выбор. Но, полагаю, мужчина должен зарабатывать на жизнь.

Полный сюрреализм. Племянник-гей Арлин, пловец-чемпион по имени Ахав, и его безымянный бойфренд открыли автозаправку в Независимости, штат Кентукки, и судя по тому, что Арлин слышала, дела идут хорошо.

Даже не знаю, что сказать. По любому из пунктов. В итоге выбираю нечто вроде: «Рада за них».

Арлин опускает взгляд на свою шкатулку, и, когда начинает говорить, кажется, что она беседует с ней:

– Недавно моя младшая сестра, мать Ахава, перестала отвечать на его звонки. Мы тогда жили вместе, и я помню, как он звонил по три-четыре раза в день, а она не брала трубку. Я спросила, почему, а она замкнулась и начала плакать. Тогда я сама позвонила Ахаву. Спросила, что такого он натворил, раз мать не хочет с ним разговаривать. И знаешь, что он ответил?

Я качаю головой.

– Ответил: «Тетя, ты не поверишь, если скажу». – Тон Арлин меняется. – Ты не обязана говорить о своих письмах, Мим. Наверное, они личные, а коли так, скажи, мол, не лезьте не в свое дело. Но не утверждай, будто я тебе не поверю. Ты удивишься, узнав, во что я готова поверить в наши-то дни.

Я секунду перевариваю ее историю.

– Почему ваша сестра перестала отвечать на звонки Ахава?

Арлин так и пялится на шкатулку.

– Знаешь, в молодости я думала, что чем дольше проживу, тем больше всего пойму. Но теперь я старуха, Мим, и клянусь, чем дольше я живу, тем меньше вижу вокруг смысла. – Она умолкает, стискивает челюсть и продолжает: – Сестра не одобряла. Бойфренда. Она никогда не возмущалась вслух, но иные поступки красноречивее слов.

Целую минуту мы молча наблюдаем за встряхиванием автобуса. Именно столько мне нужно времени, чтобы воспринять мудрость Арлин.

– Предлагаю сделку. – Я указываю на шкатулку: – Скажите, что там, а я скажу, кому пишу.

Арлин улыбается от уха до уха:

– Боюсь, я бы предпочла больше этой темы не касаться.

Удивительно, как сильно я разочарована. И не только потому, что очень хочу узнать о содержимом шкатулки, но и потому, что в глубине души, наверное, готова была рассказать об Изабель.

– Эй, мисси!

Торчащая из маленького оконца над задними шинами голова Карла безошибочно находит меня. Пучок его прилично раскудрявился.

– Иди сюда, – велит Карл и вновь исчезает внутри.

В меня упирается каждый испепеляющий взгляд. Закидываю рюкзак на плечо и, благодарная Арлин за улыбку поддержки, лезу в качающееся логово зверя.

До этого я встречала только двух Карлов – самогонщика из бунтовщиков Утопии и владельца музыкального магазина, – и оба преподнесли мне важные (хоть и разные) жизненные уроки. И я уверилась, что Карл – это лучшая разновидность человека, однако теперь, слушая хрюканье и мычание своего третьего Карла, начинаю подозревать, что раньше мне просто везло. Зажав ноздри, легкие и все что только можно, я задерживаю дыхание и высовываю голову за угол. Вонь неземная. Даже не внеземная.

Это дерьмо (если можно так выразиться) мегакосмического масштаба.

В углу с насквозь мокрой швабры стекает в ведро неопознанная жижа. Перчатки Карла тоже в ней, и хотя пол и унитаз очищены до блеска, готова поставить все деньги из банки Кэти, что вонь никогда не выветрится. Она въелась в сам каркас автобуса.

Я прокашливаюсь, объявляя о своем присутствии.

Пучок Карла скребется о потолок, когда он снимает перчатки и бросает их в ведро.

– Просто хочу убедиться, что ты не слепая.

Мой надгортанник трепещет. Карл не знает о Великом Ослепляющем Затмении, не подозревает о моей солнечной ретинопатии, но…

Он прикуривает сигарету, затягивается и тычет в знак над раковиной:

– Сделай милость, прочти это.

С облегчением читаю вслух:

– Бумажные полотенца и средства женской гигиены выбрасывать в ведро. Не смывать.

– Как тебе последние два слова? – Карл высовывает сигарету в окно, стряхивает пепел и снова затягивается. – Большие и четкие, да? Так вот, вынужден спросить… ты слепая?

В фильме моей жизни я выхватываю сигарету из его рта и читаю лекцию о вреде пассивного курения. А еще учу его манерам. Карла играет Сэмюэл Л. Джексон, а меня, конечно, мадам Кейт Уинслет.