Виктория Полечева - Рассказы из шкафа

Дядя Степе приезжал без Саши, столько еды нам принес. И снова над веснушками моими и крендельками шутит. Я Марусю каждый день теперь прошу. Мне кажется, я Саше и дяде Степе понравилась. А вдруг без крендельков уже не понравлюсь? Я дяде Степе показала, как я клавиши умею перебирать на пианино. Он сказал, что научит меня потом и после этого покраснел так. А я некрасиво сделала, все начала спрашивать, когда это потом».

Саша два раза в неделю приходит, когда с дядей Степой, когда без. А я так люблю, когда они вместе приходят. Они по отдельности очень хорошие, а когда они вместе, мне прямо их отпускать не хочется. Вчера разревелась, как маленькая, когда они уходили. Я с луной каждый день разговариваю теперь только о них. Мне даже не надо, чтобы они меня забирали – мне о таком даже просить хоть кого-то страшно. Я прошу луну, чтобы они всегда вместе были, такие хорошие, смешные такие. И чтобы ко мне приезжали почаще. Чтобы не забывали меня. Луна тихо мне на ушко шепчет: «Ничего не бойся, солнышко, засыпай».

Антонина Степановна строгая заведующая, мы ее боимся. Она так тяжело по коридору ходит, каблуками стучит. Говорит только, что нам так и надо, потому что мы такие. А «как» нам надо и «какие» мы, я немножко не понимаю.

Опять я о чем-то не о том рассказываю, но это от радости. Саша и дядя Степа меня забирают. Прямо совсем забирают. А я так боюсь об этом даже подумать, что коленки дрожат.

Саша обнимает меня, смотрит ласково-ласково. У нее глаза такие же, как у меня – синие. Говорят, что не синие они у меня, а голубые. Но голубой цвет слишком слабенький, не яркий. Пускай у меня будут голубые, а вот у Саши – синие. Очень красивые глаза.

Мы приехали домой. Дядя Степа даже сам для меня смастерил кровать, большую такую. И обои красивые они поклеили. А на потолке – звездочки. Звездочки, это хорошо конечно. Но я такая дурочка, так в первую ночь плакала. Просто ждала, пока луна выйдет, пока ко мне в комнату зайдет, а ее все не было и не было. Мне так спать уже захотелось, а она так и не пришла. Я уже волноваться стала: вдруг, там тучи, и ей не пробиться.

А потом я к окошку подошла и пролезла под занавеской к подоконнику. Хорошо, что он широкий. Хоть спи на нем. А через окошко и не видно ничего. Вокруг дома и дома. Куча фонариков, но все они не настоящие, искусственные. Непохожие на луну и звездочки. И всюду – люди. Их так много. Я смотрю на домик напротив, а он совсем как муравейник во дворе нашего детдома. Только люди муравьев побольше, и дома у них с фонариками. Саша меня, конечно, на ночь поцеловала. Дядя Степа сказал, что все хорошо будет. А мне неспокойно как-то. Саша и дядя Степа, конечно, хорошие. Но луна со мной от рождения была, а они только сейчас появились. Мне света ее не хватает немножечко.

Саша с утра спросила, как мне спалось. Я, конечно, не плакса, но мне почему-то так грустно стало, я аж расплакалась. Говорю, что страшно одной в комнате. Темно. Рассказала ей, как луна ко мне приходила, как она целовала, успокаивала. Саша серьезно меня слушала, не перебивала совсем. А вечером дядя Степа мне большой фонарь принес. Нет, не фонарь, ночник это называется. Мне Саша сказала. Он большой и круглый, как луна. Дядя Степа его на стену повесил, чтобы мне не грустно было. Хорошие они такие. Для меня же специально такой искали.

Сегодня мы с Сашей гуляли в парке – у них недалеко от дома парк настоящий – и я там другим тетям стихи рассказывала. Вот честное словно, у меня за две недели такие зубы выросли – загляденье. А парке еще собачка была. Ножки короткие, пухленькая. Она мне все руки расцеловала. Я ее обняла, а она давай мне лицо лизать. Даже и не знала, что собаки такие мягкие и вонючие, такие скользкие и такие добрые. Я как маленькая на земле сидела, а собака со мной играла. Саша смеялась, на телефон нас записывала, Степе вечером показать. Да, Степа обиделся, что я его дядей называю. Он просто Степа теперь. А ночью мы пили чай на кухне все вместе. Мы смеялись и перемазались малиновым вареньем. Я никогда не думала, что можно быть такой грязной и такой счастливой одновременно.

Я Саше больше не говорю, что мне грустно и страшно по ночам, но она все замечает. Я боюсь, что если я недовольной буду, они меня обратно отдадут. Степа научился крендельки делать из волос. У него почти получается уже. А Саша почти научилась печь торт. Мы с ней в муке перемазались, а толку никакого. Ну, мы быстро за коржами сбегали и сгущенкой их залили, чтобы Степа с работы пришел и порадовался. А еще, чтобы он не узнал, что мы совсем не умеем печь.

Я боюсь, что Саша и Степа меня назад вернуть хотят. Они все чаще шушукаться стали, шептаться, когда думают, что меня нет. А как только я прихожу, они замолкают. Может, у них будет маленький? Маруся мне рассказывала, что она в одной семье три года прожила, а у них потом свой маленький появился, и они ее обратно вернули.

Так и есть, Саша сказала, что у нее две новости. Первая – они ждут маленького. А вторую она мне потом расскажет. Я очень за них рада, только мне грустно немножечко. Обратно не хочется. Я их люблю уже сильно. И даже маленького.

Степа пришел и велел вещи собрать. Я плакать не стала, я к этому долго готовилась. В машине уже не удержалась и спросила, в какой они детдом меня везут. Мой далеко позади остался. А мне бы туда хотелось. Там Маруся умеет делать крендельки, и луна меня ночью в щечку целует. Степа машину остановил, а Саша назад ко мне пересела. Долго плакала так, обнимала меня, целовала, говорила, что я дурочка. Степа даже носом шмыгать начал, смешной такой. У него нос на пятачок похож, когда он им шмыгает. Саша сказала Степе ехать дальше. А я молчала всю дорогу, чтобы их не обижать.

Мы приехали в дом. Далеко-далеко от города. У нас тут целых три комнаты. Но это не главное. А я даже не знаю, что главнее. У меня теперьсвоя большая комната, и каждую ночь мне в окно улыбается луна. Я правду говорю, она теперь улыбается. А еще Саша и Степа привезли мне собаку. Мягкую, теплую и самую настоящую. Но самое главное – у нас теперь будет маленький. Мы не знаем, как его назовем. Но мы его уже очень любим. Мы вообще всех теперь любим. Потому что мы – семья. Самая настоящая.

– Я вам сказал, когда этот отчет закончить, а?! Я вчера сказал?! Почему он сегодня не готов?!

– Алексей Степанович, ну, не успела я! – Вера, вскипев, вскочила со стула. – Вы ведь только утром вчера мне данные предоставили! Что бы я обрабатывала?!

– Дерзите, Вера Анатольевна! Вот зачем дерзить, а? Я к вам как отец… Как отец я к вам…

Шеф страдальчески вскинул брови и прижал ладонь к груди. Вера хмурилась, терпела, комкала бумажку…

– Ладно, ладно, Алексей Степанович! До завтра сделаю!

Вера схватила со стола рабочую флэшку, и, не прощаясь, выскочила из кабинета. На улице опять пошел снег. Чертов март хорошел день ото дня.