Валерий Городецкий - Гаврош, или Поэты не пьют американо

Те, кто внизу уже не могут просто стоять. Руки понимаются сами. Там нет символов. Только руки – но зато их две. Они двигаются – просто двигаются в ритме – в том самом ритме – влево-вправо, влево-вправо. Когда ты поднял 2 руки – это почти сдача. Но никто не причинит тебе вреда. Ты отдался потоку, но что есть сдача волне, которая поднимет тебя, словно тот самый долгожданный Девятый Вал, который не поглотит, но вздымаясь, поднимет на самый верх.

Ты двигаешься, а значит – ты живой.

Мы стояли в Останкино, прямо посередине студии…Был перерыв в съемках между номерами.

– Помнишь, мы говорили о прозвищах, про Буратино, – начал я.

– Ну да, – сказала она.

– Если тебя назовут Буратино – то что это для тебя значит?

– Это значит, что я брожу по Полю Чудес.

– Интересно. Смотри-ка, – я толкнул ее локтем, – это же Леня Якубович. А он-то что здесь делает?

– Так у них съемки наверняка в соседней студии, – пожала она плечами.

– Ни хрена себе съемки – мы начали говорить про Поле Чудес, и мимо нас прошел Якубович. Это же чудо. Ты понимаешь, что сейчас здесь произошло чудо?

– Какое же это чудо – есть люди, которые работают в Останкино и каждый день видят Якубовича, – возразила она.

– Но для меня это – чудо. Я никогда не видел вблизи Яубовича, но не в этом дело. Главное – что ты сказала про Поле Чудес, и тут же появился Якубович. Поэтому для меня – это чудо. И я про него буду всем рассказывать.

– Тебе все равно никто не поверит, – возразила она.

– Почему? – спросил я.

– Потому что это никакое не чудо. Якубовича можно встретить на Арбате, на Тверской, на вокзале или где-нибудь в аэропорту. А в районе Останкино, особенно внутри, его можно встретить каждый день.

Я замолчал, а она вдруг говорит:

– Оглянись вокруг. Что ты видишь?

– Людей, стены, софиты, – ответил я.

– Ты уверен?

– Кажется… Ты что, хочешь сказать, что… если я только что… видел чудо, то мы прямо сейчас на Поле чудес?

– Ну ты же сам сказал, что это было чудо?

– Точно, но Поле чудес находится в Стране Дураков. Значит где-то рядом бродят и кот Базилио, и лиса Алиса, и Дуремар, и даже Карабас-Барабас.

– А если мы прямо сейчас находимся в сказке, то что мы должны здесь видеть? – спросила она вдруг.

– Болото черепахи Тортиллы? Цирк? Нарисованный камин на стене? Нам же нужен Золотой ключик! Точно, там есть золотой ключик! И мы должны его найти.

– Ты уверен?

– Ну да, если я – Буратино, я должен найти свой Золотой ключик.

– А я свой уже нашла.

– Тебе легко говорить, а для меня это все-таки – чудо.

Мы решили прогуляться и вышли побродить вокруг здания студии. И вдруг она говорит:

– Смотри, вон Останкинская башня.

Я хлопнул себя по лбу:

– Она круглая. Это же барабан. Это барабан, который крутит Якубович. У меня такое странное состояние, будто Вселенная сейчас начнет раскалываться пополам. Или кто-то откроет снаружи молнию, проходящую через небо, и там будет что-то другое.

– Что другое? – спросила она.

– Что-то невероятное… и другое, – ответил я. – Ты что – всегда так чувствуешь? Вот так?

– Не всегда, но часто, особенно когда песни пишу. Давай дальше, а то вон сколько народу на съемки прет, собьют тебе все своими мыслями. Рассказывай про свою страну, пока назад не позвали.

– Как жить в этом всегда? – спросил я.

– Я ж тебе и говорю – я песни пишу. И стихи, – ответила она.

– Ты что, каждый день их пишешь? – удивился я.

– Ну да, почти каждый, – сказала она.

Что-то не давало мне покоя:

– Барабан, барабан – что всегда связано с барабаном?

– К барабану всегда прилагаются призы, – поддержала она.

– Точно! – сказал я. – Большие и маленькие призы. Можно угадать одну или две буквы.

– А еще? – она решила идти дальше.

– А еще можно взять деньгами, – ответил я.

– А ты когда смотрел передачу – колебался? – спросила она.

– Конечно, я всегда думал – приз или деньги, приз или деньги…

– И когда игрок проигрывал, что ты делал?

– Бил себя по лбу и говорил – надо было взять деньги, надо было взять деньги.

– А сейчас? Сейчас что думаешь?

– Я думаю… – у меня появилось какое-то смутное чувство.

– Что? – продолжала она.

– У меня такое чувство…как будто… – отозвался я.

– Как будто что? – продолжала она.

– Что я… я нашел свой Золотой ключик, открыл дверь за нарисованным камином, а за ней…

– Чего за ней? – последовал вопрос.

– За ней Суперприз, – сказал я неожиданно для самого себя.

– А еще чего там есть? – продолжала она.

– Ничего, – ответил я, удивившись своему же ответу.

– Совсем ничего? – уточнила она.

– Но это не просто ничего, это нечто большее чем самое большое Ничего, – ответил я.

– Как это?

– Самое главное, что там нет больше ни кота Базилио с лисой Алисой, ни Дуремара, ни Карабаса-Барабаса…

– Почему? – заинтересовалась она.

– Кот Базилио был слеплен из моего вранья, – ответил я.

– Интересно.

– Дуремар – это моя глупость.

– Продолжай, – сказала она.

– Лиса Алиса – это моя хитрость.

– А Карабас-Барабас?

– А Карабаса-Барабаса я создал из своих страхов.

Я передохнул и спросил ее:

– А ты это все чувствуешь?

– Я чувствую, что с тобой что-то происходит, и мне это нравится, – ответила она.

– Мне тоже, но самое главное, знаешь в чем? – спросил я.

– В чем?

– Если бы тебя тут не было сейчас рядом, этого бы никогда не произошло. Я проснулся утром, и чувствую – температура, и думаю, не поеду в студию. И так тяжело было, пришлось приложить просто титанические усилия. Сходил за лимоном, выпил чаю. И… решил все-таки поехать. Все порой зависит от таких вот мелочей. Порой миллиметр меняет все…маленькое усилие.

– Точно, чаша вдруг перевешивает от одной капли, – кивнула она.

– А что будет теперь? – спросил я.

– Не знаю, – ответила она.

– А кто знает?

– Ты сам. Нам пора, вон Джульетта машет из студии, – махнула она рукой в ответ.

– Погоди, – не унимался я.

– Чего? – спросила она.

– Ты точно чувствовала – вот это – вот сейчас?

Она пожала плечами:

– Да чувствовала я, чувствовала. Пошли. И Золотой ключик смотри, больше не теряй, – и направилась в студию.

– Не потеряю… – пробормотал я и пошел за ней.

Все кончилось как-то неожиданно и спокойно.

Гаврош вдруг пропала. Вот так взяла да и пропала – ни концертов, ни интервью. Месяц, второй, третий… Никого не было на связи – ни Дрозда, ни Чайки, ни Джульетты.

Она все сделала верно. С годами стало понятно, что чутье опять ее не подвело. Есть такие развилки, когда либо вверх, либо вниз. Именно там, за медными трубами, таятся драконы, поджидающие тебя, чтобы сожрать быстро и верно. Когда не с кем посоветоваться, ибо кто может подсказать тебе как выйти из леса, если никто в том лесу не был.