Ирина Василькова - Художник по свету

В третий раз снились скалы и стеклянная вода меж ними — ракушки на далеком дне просматривались насквозь. Через парк бежали причудливые лабиринты дорожек, море плескалось рядом, но выйти к нему никак не получалось. Ветки гигантских секвой и ливанских кедров свисали до земли, тесня пространство кулисами зеленых мочалок, махровой паутины, липких ловушек. Мучительное продвижение кончалось вспышкой света в конце тенистого туннеля, но бирюзовая гладь уже начинала кипеть, взрываясь брызгами об острые черные камни. Страх глубины сливался со страхом волны, войти в воду даже помыслить было страшно — и все кончалось пыльной прибрежной дорогой, дальше и дальше уводившей по водоразделам холмов от обманувшей радости.

В этом году вдруг обнаружилось, что им нравится отдыхать вместе. Мужья провожали их на вокзале с видом серьезно-сосредоточенным, но тайно переглядывались, уже радуясь неожиданно случившейся свободе. Духота плацкартного вагона и болтовня о Шекспире за теплым пивом обещали праздник. Сойдя с поезда, они сели в маршрутку у феодосийского автовокзала и двинули наугад, но почему-то не в сторону Коктебеля, куда рвалась курортная толпа, а в другую — желающих ехать случилось не так уж много. Оставалось вылезти в самом неприметном поселке и, проплутав некоторое время среди дачных курятников, найти место столь же тихое, сколь причудливое. Если центр поселка состоял из ветхих строений, густо заросших виноградом и ало цветущими кустами, то окраина, выходящая на полувысохшее соленое озеро, едва начинала приобретать жилой вид. На еще не вымощенных улицах ветер взметал белесую пыль, недостроенные коттеджи зияли пустыми оконными проемами, горбились кучи кирпича и керамзита — пейзаж после бомбардировки. Один из домов выглядел вполне жилым. На глухих воротах висела табличка «Улица Волошина» — наверное, только это и убедило их постучаться. Открыла милая женщина лет сорока, виновато объяснила, что комната есть, и очень дешево, но только пятиместная — впрочем, можно жить там вдвоем. Приезжих было мало — погода стояла вовсе не июльская — каждый ценился на вес золота. Не глядя, согласились, потому что здесь было абсолютно тихо — не долетал ни один шлягер из пляжных кафе. Предоставленная жилплощадь казалась нелепой — точь-в-точь комната в общаге, пять казенных кроватей, пять тумбочек и столик в углу. Но им уже было все равно, им хотелось моря, моря, моря — того, о котором мечталось всю зиму, долгую и на редкость злую. Они бросили рюкзаки и почти побежали на шум и шипение.

Ветер дул все сильнее, рваные тучи ползли с юга, плоский песчаный пляж был пуст — пожалуй, скорее напоминал Прибалтику, чем июльскую Тавриду, и все-таки грел душу, как любое исполненное желание. Полчаса сидения на выброшенной морем покрышке и бессмысленного созерцания чаячьей суеты хоть и размягчило их, но уже и под ветровками ветер шарил, и мурашки пошли по спине. Решаться надо было, лезть в воду. Светка, уже слегка посиневшая, первой бросилась в волны и теперь уже, ровными рывками выбрасывая руки, таранила воду, как торпеда. «У-у-х, холодно!» — долетал ее голос до Алены. Алена же холодной воды совсем не боялась, но плавала неважно, особенно если море было неспокойным. Так и бултыхалась, не заплывая далеко от берега и отплевываясь от мутной пены. Изредка косилась в сторону и как бы невзначай отслеживала вдалеке ныряющий поплавок, голову подруги, о которой в общем-то и беспокоиться не стоило — что за мастера спорта беспокоиться! — но чувствовать ее присутствие хотелось.

Художник по свету сегодня сработал классно. Солнечные столбы то тут, то там пробивались сквозь разрывы туч, небо опиралось на воду призрачными золотистыми колоннами. Там, куда они опускались, море делалось густо-зеленым, пятна зелени перемещались, перетекали с места на место, отражая все градации света — от слюдяного мерцания до блеска почти уже алмазного. Вот еще один луч пробился сквозь пелену, осветил малахитовую волну и ослепительно рыжую голову на ней, и эта огненная искра будто стянула в себя, как в фокус, все световые игры сегодняшнего дня.

Потом они забрели на маленький рынок — удрученные отсутствием покупателей торговки наперебой предлагали жесткие яблоки, копченую рыбешку и богатый ассортимент подозрительных домашних вин. Прикупили помидоров и бутылочку ароматного подсолнечного масла, предвкушая славную и необременительную салатную трапезу, но тут хлынул дождь. Он оказался ледяным, струи летели наискось, и пришлось добежать до пустого кафе, чтобы потребовать чаю. Может, с коньячком? — улыбнулся загорелый мальчик, они захохотали — да, конечно, с коньячком!

— Видела бы ты свою рыжую башку на зеленом фоне! — сказала Алена. — Обалдеть, как красиво!

— Рыжая, рыжая… Я однажды заплыла далеко, а спасатель в свою трубу орет: «Девушка в оранжевой шапочке, девушка в оранжевой шапочке, немедленно поверните обратно!».

Коньячок подействовал, им захотелось снова вылезти под дождь, тем более что он стал совсем не сильным. Так, вприпрыжку по свеженалитым лужам, вскинув на плечи свои рюкзачки, и отправились домой.

Улица Волошина встретила неожиданной подлостью — пыль превратилась в вязкую глину, с каждым шагом гуще наворачиваясь на сандалии, сразу потянувшие книзу подобием тяжелых утюгов. Распахнув калитку, они оглядели чистый дворик, аккуратно мощенный тротуарной плиткой, разулись, застыдившись, и босиком пробежали к колонке, отмыть обувь. Процедура оказалась длинной, глина не поддавалась, но терпения им было не занимать. Тут выяснилось, что бумажная затычка из бутыли благополучно выскочила и поллитра масла разлилось в Светкином рюкзаке, пропитав пляжные вещички обеих. Они посмотрели друг на друга, тайно ожидая взаимных упреков, каких обязательно удостоились бы, случись рядом любимые мужья — но расхохотались сначала несколько даже нервно, а потом от души.

— Ох, балда же я! Там же твои брюки новые! — простонала Светка.

— Да ладно. Сходим в магазин, купим «Фэйри», отстирается.

Пришлось снова надевать отмытую обувь и совершать еще два перехода — до магазина и обратно. Хозяйка Ира выдала тазик, несколько удивившись постирушкам в первый же день, но чего только с приезжими не бывает. Повозившись часок, поняли, что местное масло так просто не сдается, залили все очередной порцией адской жидкости и отправились делать салат. Маленькая кухня выглядела очень уютной и почти своей, в ней было приятно работать — плечом к плечу, в два ножа, и салат показался на редкость вкусным.

Как-то резко спустился вечер, они вымыли посуду и вышли курить под навес. Звезд не было, только расплывчатые кляксы облаков беспрестанно меняли очертания. На ветру моталась виноградная плеть, дождь вдруг брызгал коротко и сильно, будто сверху чья-то невидимая рука резко стряхивала с пальцев воду. Шум и шипение моря за домами звучали ровно, но тоже с редкими внезапными всплесками. Ветер усиливался, но в дом идти не хотелось. Вот нелепость — ехать в Крым, чтобы оторваться от быта и согреться, но провести день в стирке и готовке, а теперь сидеть на сырых табуретках, ежась и пряча руки в рукава курток. О том, чтобы выползти в центр поселка, и речи не могло быть — по такой-то глине.