Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

– Ага, напиши, буду благодарна. Я тебе скину мэйл эсэмэсом. Андрея дать?

– Не надо. Мне в дверь звонят. До встречи.

– До!

В дверь не звонили, потому что Миша открыл своим ключом. Он вошел последним, пропустив Катю и Петю.

– Нас выгнала Лесбия! – Петя с порога.

Миша дал ему подзатыльник:

– Рот закрой.

Матвей пересчитал их, выглянул за дверь. На лестнице никого не было.

– А Саша?

Миша поздоровался с Матвеем за руку. С другой руки дал соскользнуть спортивному сумарю – в который можно было уместить Сашу целиком.

– У нас пельмени. Будешь?

Нагнувшись, извлек из торбы пачку, также сметану и хлеб.

Матвей принял продукты, отнес в кухню. Вернулся.

Стоя в дверях, смотрел, как Катя развешивает на плечики школьную форму – синюю юбку с белой рубашкой, синюю жилетку.

– Форму повесь, – сказал Миша Пете.

Расхлябанно, размахивая руками, рукавами, вешалкой, – но выполнил. Миша наблюдал – приподняв экономным движением брови, – словно шутку, понятную ему одному. Это была стандартная в последнее время манера. За неполный год, что Матвей его знал, превращался в глубоко укорененного, уверенного в себе человека.

Имелись, впрочем, сомнения относительно глубины. Откуда – если основывается исключительно на внешних данных.

Словно почувствовав Матвеев взгляд, Миша оглянулся: – Саша уехала к бабушке, – с тем же, будто бы удивляющимся, насмешливым мерцанием.

– Это которая в Минске? Ну вы даете. ЕГЭ на носу. Зачем?

Миша повел плечом. – Надо ей там… помочь.

Пётр, ухватившись обеими руками, привез по полу сумку в комнату. Присев, стал вышвыривать из нее, словно обезьяна, учебники, ноутбук ACER, пакет с постельным бельем, пакет с тапочками, комнатный цветок в горшке, стиральную доску.

Матвей ушел в кухню.

Матвей высыпал пельмени в кастрюлю и перемешивал ложкой. Не оглядываясь, спросил:

– Что-то случилось?

– Ничего не случилось. – Миша подпирал стену, стоя на одной ноге, скучая. – Я тоже хочу съездить. На выходные, с одноклассниками в Москву. Лесбия деньги дала.

– Поработать не хочешь? – спросил Матвей.

Миша усмехнулся.

– Потолки красить?

– Попрактиковаться в английском. В Москве в архиве. Попереводить документы.

Миша моргнул. Самоуверенность поколеблена.

– Я же учусь.

– Ты же в Москву. Совместил бы.

– Не знаю, – сказал Миша.

Матвей хлопнул его по плечу. – Нужен диплом о высшем образовании. Тебя не пустят.

– Это ты хочешь поработать, – догадался Миша.

– Точно. Вместе поедем.

Миша кивнул, как бы соглашаясь. Потом поднял глаза: – Их здесь оставим?

– Лесбия на что?

Миша выпрямился.

– Вот этого я не знаю. Это вы с ней разбирайтесь.

– Твое дело сторона?

– Слышь, у меня скоро свои дети будут, – сказал Миша грубо. – Я разберусь тогда, понял?

– Что, планируются?

– Ничего не планируются. – Миша наконец сломался. – Чё ты наскочил прямо? Что я, не помогаю?

– Помогай. – Матвей разложил черпаком пельмени в три тарелки. – Зови их к столу.

– А ты?

– Не хочу. Потом освободи им стол и усади за уроки. Сам приходи ко мне, будем французский поднимать.

– А хули толку, – сказал Миша.

– Ле парти дю дискюр, – сказал Матвей. Не мудрствуя, он просмотрел перед занятием пару видеоуроков из интернета – процентов на 80 бесполезных. Как выучить человека, у которого отсутствует минимальное желание. Это был второй их урок, на первом прошли фонетику, точнее – пролетели, не оставляя следов. Французское произношение Миша воспринимал как издевательство. Разницу между глаголами «ждать» и «слышать» ему объяснять было бессмысленно. В общем Матвей был с Мишей солидарен: толку никакого.

В то же время нельзя было совсем исключить резон Лесбии. Лесбия полагала, что нужно принуждать человека заниматься вещами неприятными и противными – пока остается возможность принуждения. Просочившееся против воли – по ее мнению – и составит стартовый капитал. Саму ее, судя по итогу, никто ничему не учил. Итог, как уже отмечалось, неплох: у нее был цепкий практический разум. Которым она для своих детей взыскала большего. Матвей на ходу попытался перестроить методику – отталкиваясь от Мишиного блистательного английского. Смысла в этом он не видел тоже: Миша был лентяй.

– Ты фильм посмотрел? – спросил Матвей по-русски – когда собственный голос, все 15 гласных и 17 согласных, стали казаться кваканьем, близким к тошноте. Думая о том, что фонетику надо совсем опустить. Зайти с другого конца.

Миша сидел с оловянными глазами и ловко зевал с закрытым ртом. Лишь подрагивание губ выдавало работу ушных мышц.

– А… Какой?

– «Вальсирующие». С субтитрами, – сказал Матвей. – Я тебе давал.

– Смотрел, – сказал Миша.

– Не понравилось?

– Нормально.

– Это значит яйца. Вальсирующие. Мужские тестикулы. На жаргоне.

Миша усмехнулся краем рта. Оценив попытку вызвать дух мужской солидарности. Посредством сведений, почерпнутых из интернета. Молодец у коня под пузом.

– Пиаф тебе нравится? – Матвей прислушался, что творится в кухне. Подозрительно тихо.

– Мне всё нравится, – сказал Миша. – Ты… дальше давай, да? Артикли… чё там. Или, если ты не хочешь учить меня, я сам прочитаю. Уже двадцать минут прошло.

– В институте ты будешь сидеть на «парах» полтора часа.

– Я туда пойду? В институт?

– Ouai, – сказал Матвей, закрывая фонетическую таблицу. – La leçon est finie. К следующему разу подготовь, пожалуйста, сочинение. Полстраницы на компьютере, четырнадцатым кеглем. Зачем мне нужен французский. На русском языке.

Миша откинулся на стуле.

– Можно, я сейчас? Устно.

– Давай.

– Зачем мне нужен французский… – Миша устремил глаза в потолок.

– Экспериментируй. Например, ты хочешь устроиться работать в Интерпол.

Миша, проснувшись, уставился на Матвея.

– Не хочу.

– Поступить в Иностранный легион. Эмигрировать в Канаду.

– Я вообще не хочу эмигрировать. Лесбия… – Миша осекся. – Не знаю, – сказал он скучным голосом. – Чего ты докопался до меня.

– Ибо они уте…

– Чё?..

– Когда ты изучил второй – кроме собственного – язык, ты получил понимание того, как можно по-другому думать. Прибавляя к этому еще один – ты начинаешь догадываться, что такое думать вообще. С двумя дополнительными языками мозги у тебя расширяются не в два – а примерно в четыре раза. Дальше берешь третий, четвертый, по нарастающей, славянских обязательно еще два, минимум. Это как стены падают – причем ты даже не догадывался, что они были. Это история, география, всё вместе, на ощупь, прямо у тебя во рту. Ты получаешь мир. Во всяком случае, немаленькую его часть.

– Это как ты? – спросил Миша, приподняв брови.

– Ты что-то хочешь сказать?

Миша сполз на стуле – протянул ноги – и потянулся. – Я не хочу. Это ты все говоришь и говоришь. Моему папаше… хватило английского… чтобы купить тебя с твоей географией во рту. И даже не заметить, что у него… больше стало. – Рывком он сел. – Ты, может, думаешь, я так хочу? Не думай. Мне на это наплевать. И вообще наплевать. Вот мой язык. Я вообще не хочу разговаривать с вами. Я бы хотел молчать.