Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

Вот и потом.

Но все равно сомневался, правильно ли (не) сделал. Вот и сейчас радовался, зацепив ее глазом на заднем плане прогулки Августины и ее Арийца. Про кошек закончил.

– Тебе привет от Бабурина!

– От Бабурина?

– От Бабуряна.

– Кто такой? – Матвей заглянул в кухню. Сидели двое, тарелки с картошкой, куски хлеба разбросаны, вилки, ложки, бутылка посередине. Он вернулся в коридор.

Лесбия вышла, двигая бедрами.

– Дай денег.

– Зачем?

– За вином. – Улыбается, играет глазами. Вырез в халатике почти до пупа. Того гляди, в форточку выпрыгнет.

– У меня была знакомая, наркоманка.

– Да-а ты что…

Весь март она, малоудачно, впрочем, изображала «блоковскую незнакомку». Но не он ли восхищался ее манерами в этюде с красавицей? Дети относились скорей одобрительно. Подшучивали над матерью. Хотя детей держала жестко, не расшутишься (кроме Пети, к которому проявляла необыкновенное снисхождение).

– Замерзла на трассе. В пятидесяти километрах от Москвы. Чуть-чуть не дотянула. Жалко.

– Эт’ к чему? Хочешь, чтоб я поделилась про своего последнего?

– Не слишком часто пьешь? Мне завтра на биржу с утра.

– А говорил есть работа.

– Деньги дадут неизвестно когда. Осталось на еду. На картошку. Тебе детей завтра в школу поднимать.

– Сами поднимутся. – Здорово она набралась. Мясистое лицо пылало. Скинула лет двадцать. В своем воображении. – Ва-абще это твои друзья.

– Ты бы еще меломана позвала.

– Охотно. – Она качнулась к двери.

– Эй! – те закричали. Услышали что-то из кухни. – У нас есть!..

Сидели в кухне. Втроем с бутылкой, извлеченной ими из рюкзака. Лесбию он увел спать. Она лезла обниматься жарко. Он отнял ее руки от себя – послушно подложила под щеку. И лежала с улыбкой.

После кошек следующий круг – дорога к реке от дома (пеший ход), уток кормить – это кстати было домашнее задание младшей девочки, Кати, по природоведению – что там у них вместо природоведения: … окружающей среды. Наблюдение за утками в городе; а задание: установить, где утки зимуют. Неплохо. Следующий круг… Москва. Москва – ясно, что там Москва; о московских соседях ранее сказанного достаточно. А следующий круг – это, видимо, всё до границы. За которой, по странному сложению обстоятельств, стечению воль, оказалась Украина. Вот тут можно поподробней.

Имелось удивительное отсутствие подробностей. Матвей, поживши в Киеве, обладал остаточным видением ситуации (быстро тускнеющим под натиском свежих проблем), у остальных не было никакого. Опять заворачивало на тепло, после пожарного лета 2010 и последовавшей за ним завалившей лавинами снега зимы все трепетали природных катаклизмов, общественные казались атрибутами прошлого века. «Арабская весна» взволновала только невидимую вне интернета прослойку профессиональных левых. До второго Майдана было два… два… с половиной года. Первый Майдан был анекдотом с бородой. «Воня працюе». Доллар был 29. Санкции это было что-то про Белоруссию. Через границу шастали с минимумом неудобств. Крым был не наш и не не наш, а Крым. Вот парочка, которая сидела у Матвея за столом, – они именно ехали АВТОСТОПОМ (Матвей вычеркивал это слово из переводных романов) – из Крыма, а не в Крым.

Матвей, хватанув портвейна, наклонен был отнестись к «автостопу» с благодушием. Спиртного он не нюхал с полгода – забыл, что это такое. Краткое безделье в марте шибануло эйфорией сильнее винной, и наскоки Лесбии не могли до конца уничтожить эту сладость. Тем паче, что работой (январь, со второй половины, и половина февраля – грузчиком в «Магните»; еще грузчиком, но на вызовах, в последующие две недели; откуда его освободила опять преходящая редакторская халтура) она тоже была недовольна.

Возможно, ее бы утешило, если бы он мягко всползал по карьерной лестнице в солидной организации. Типа «Свидетелей Иеговы». Или ФСБ.

Но Лесбию уложил. Матвей налегке вплыл в малиновое мерцание, оставляющее за кадром прошедшие фиаско и будущие усилия. Словно в темном, черном море. Качался на волнах пульса. Щурясь в прицел радужно обрамленного поля сознания – на непосредственно присутствующих.

Парочка была старше, чем высветилось из коридора. Высокий жгучий брюнет, но и крупная, яркая девушка – встав, оказалась в росте не уступающей Матвею. Как будто новая, улучшенная, версия; порода людей. Таких должны на трассе хорошо брать, а они – принимать как свою заслугу. Восьмидесятый год. Рождения. Для Матвея это уже были дети. Но и у них уже дети. Один. Остался с бабушкой и дедушкой. Всё это рассказывали готовно, а Матвей внимал с густым винным любопытством. Парень – филолог (кстати!), аспирант, уже преподаватель, не московского, но гордого именем университета. А девушка, кстати, социолог. Возвращались принимать выигранный ею, поданный перед отлучкой, грант. К парню она обращалась – «Марек». Или «Марк»? Но не еврей. А может, и еврей. Кто их, к черту, знает. С повествования об успехах перескочили опять на Крым. Переключились на восхваление весны. Матвей одобрял весну. – Но нет – не этой, принесенной ими на крыльях. А ликующей южной – которую только зацепили краем, захватили внезапное буйное цветение; до того – весь месяц – перемежающиеся снегом дожди и ветры, и купаться нельзя. Но купались. Что их, конечно, в его глазах поднимало.

И чего уже не застанут другие «пипл», не столь «оф стрэндж», потому что к началу сезона – отгорит, испепелится цвет. И будет – лишь запах конопли, и… сено, да, туя, цикады и сено. На сене что-то шевельнулось внутри у Матвея. Молодые люди, переглянувшись, полезли за травой. Испросив разрешения (девушка) – Матвей отказался, но не препятствовал. Он предпочел бы вина.

Но вина не было. Забив, или как это у них теперь называется, и раскурившись, потащили из больших рюкзаков ноутбуки, планшеты. Макинтоши. Есть ли вай-фай? Матвей поставил чай. Пароли были введены, парень расселся зачем-то на полу со своим. Отвлекал от беседы, демонстрируя девушке что-то на экране.

Девушка, подсев к Матвею и отыскав нужную папку, листала фотографии.

Он узнал место, не человека. Лысый гном, похожий на старого узбека, в окружении артефактов. Вот он-то и был Бабурян… Бабурэн. С…ов Сергей Степанович, уроженец ул. Дм. Ульянова в В…ке, покинувший место урождения и жительства, поднявшийся в горы. Взлетевший невысоко. Туда, где, на распаханных ярусами участках, богатеют местные огородники. Где желтая слива свисает над тропой, перекинувшись через проволочные ограды, синеют – протяни и рви – за крупной сеткой матовые фиги, розовые на раскус.

Вот он и посоветовал им Матвея. Дал адрес Матвея.

Прямо так-таки адрес? С ума сойти!

– Где козы? – вдруг спросил Матвей трезво.

– Убежали, – четко отозвалась девушка по имени Яна.