Эна Трамп - Возвращение Робин Гуда

Двери схлопнулись – лязгнув, тут же раскрылись – и пассажирка слезла. С улицы помахала Матвею, повернувшись смеющимся лицом.

Матвей подошел к Пете, похлопал его по плечу. Петя, мигом обернувшись, показал ему «фак» средним пальцем.

– Не трогай меня! подумают, что я тебя знаю.

– Выходим.

– На природу-то хочется обосранную, – сказал Петя. – Неужели.

– Уймись, надоело.

– А вам можно? Со своей жирной тетей. Весь троллейбус с вас ссыт.

– А знаешь анекдот: в троллейбус зашли два пассажира, и еще три псажирных. Вошли контролеры, говорят: этих обилечивать не будем! Почему?

– Ну почему?

– Почему?

– Почему?

– Потому что псов жирных, – с торжеством сказал Матвей, – в троллейбус не берут.

– Ты тупой. У нас такие в детском саду рассказывали.

– А я в детском саду не был.

– А где ты был?

– Нигде. С бабкой жил.

– А теперь она где?

– Умерла.

– И с этой тетей своей? ж-ж…

– У меня нет тети. Она меня с кем-то перепутала.

– А кто у тебя есть? Дядя?

– Тебе поговорить охота?

– Ну я же спрашиваю!

– Да. Два. Были раньше.

– А теперь? Умерли?

– Понятия не имею.

Петя шмыгнул носом. Он что-то обдумывал. – Давай, – сказал он, – я тебе твои деньги отдам. А ты мне за это дашь триста рублей.

– Зачем тебе?

– Мне надо.

– Давай ты мне просто так отдашь.

– Тогда не отдам.

– Ну и не надо.

* * *

Матвей зашел в квартиру.

Чисто, пусто. Раздевшись, он прошел к компьютеру, включил его. Пошел в кухню и поставил чайник.

Работать. Работать не хотелось. Он, как бы это, чувствовал себя достаточно поработавшим.

Он раскатал матрас. Потом прошел к компьютеру и подобрал в интернете Шумана, сонату фа-диез минор. Открутил громкость на минимальную, чтоб соседям не мешать. Полдвенадцатого.

О соседях будет отдельный разговор.

Он лег на спину и закрыл глаза.

Тут же зазвонил телефон.

Лесбия что-то забыла ему сказать. Он прослушал четыре гудка. Потом встал, прошел к компьютеру. Поставил Шумана на паузу.

Телефон продолжал звонить.

Матвей подошел и снял трубку.

– Алло.

– Это ты?

Матвей помолчал. Потом спросил:

– Куда вы звоните?

– Это Серега.

– Какой Серега?

– Ну я, Сергей. Сергеев.

– Привет, Сергеев. Ты не мог бы завтра позвонить? Я тут спать собирался.

– А-а… ладно. Я хотел спросить. Ты на демонстрацию завтра идешь? У нас тут партия… колонна собирается, короче.

Матвей долго молчал. Седьмое? Да, воскресенье. Седьмое.

– Что ты демонстрировать собираешься, Сергей? Свою глупость?

Сергеев засопел.

– Я думал, ты человек.

– Вроде того, – согласился Матвей.

– Ты ж работаешь! – нашел слова Сергеев.

– Женский труд тоже должен быть оплачен.

– Чего?

– Я не тебе.

– Короче, подтягивайся давай. Колонна собирается в девять у оперного театра. Против этих всех выступим дубиной.

– Мне сон сейчас снился. Перед тем, как ты позвонил. Как будто голос такой говорит. «Она была ареной любви, и над ней плачет целое поколенье». Ты не знаешь, что это может значить?

– Короче, подтягивайся. – Сергеев решил не искать слова.

Короткие гудки.

Квартира Матвея на третьем этаже.

Соседей, стало быть, много – на третьем этаже.

За отчетный период произошла частичная смена соседей. Где-то половина осталась из них тех, кто знал еще бабку Матвея. Произошла и частичная смена Матвея – Матвей, который уезжал работать на Украину – это был не тот Матвей, который вернулся.

Скорее нет: он вернулся не в то место, из которого уехал. За это время началась и кончилась война в Чечне. Для живущих-то все это не изменения, они движутся вместе с троллейбусом, а вот отставший не узнает пространство. Как бы что-то подсунули, вроде то – а не то. Пришлось врастать во все это по новой. Ну ничего, врос, дело обыкновенное. Решил больше не уезжать, пока.

На пятом этаже жила красавица. Матвей не помнил, когда первый раз опознал это явление. Но точно – сразу. Не постепенно. Вот росла красавица, а вот она выросла. – Смотришь сразу: цветок.

Хотя у нее была и мать, и три трясущихся мелких собачки, которых она по очереди с матерью выгуливала, визгливо на них крича. Объяснение такое: когда она была маленькая, Матвей сам был маленький; то есть – не взрослый; а то есть – жил, мало что вокруг себя замечая, а пристально и мелочно разглядывая и испытывая внутренний мир. К которому относились: кроме книг и бабки, о которой он много позже ее смерти понял, что она была частью внутреннего мира, то есть – его самого, – также те, кто оказывался уже после бабки в его квартире. Не прямо чтоб толпы. Но хватало. В том числе и девушки, на которых смотреть. Когда плотный внутренний мир поредел – главное изменение после возвращения (а Матвей потолстел), – обнаружились такие пустоты, сквозь которые внешний мир просматривался хорошо.

Это касалось города, не только его самого, – он мог ходить месяц, не встречая знакомых, и это в таком маленьком месте, где он раз – учился; два – учился; а потом работал. Куда они все подевались? В Москву.

Следующий по значимости сосед (про красавицу Юлю не всё; ну ладно. А нет, не ладно. Когда они встречались на лестнице, она улыбалась Матвею и говорила:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, – отвечал Матвей.

Со своего третьего этажа смотрел, как она идет к подъезду, улыбаясь. А однажды он видел, как трое узбеков – здесь их было меньше, чем в Москве. Но все равно чувствовалась примесь мигрантов. Заполняли пустоты. Вот это общее течение. – Синхронно повернули головы, когда Юля прошла. Самое приятное то, что она одевалась так, как принято было у герлóв его, Матвея, молодости: клешёные брюки. Короткие курточки.

Да, говорить про нее, и то приятно, хотя говоришь-то чепуху. И читать приятно. Кому не приятно читать про красавицу? Нет таких.

И это не единственное украшение Матвеева двора. Но в свою очередь.)

– жил под Матвеем. Его Матвей помнил еще до возвращения. Сосед не менялся – сделанный по модели: худощавый невысокий вечно юный. Велосипедист. По годам между красавицей и Матвеем, лет, может быть, по 10 в ту и другую сторону. Проблема в том, что он был меломан. Матвей сам был меломан. Проблема в том, что они слушали разную музыку.

В чем значимость пустот, они же – окна в мир. Матвей считал себя музыкально всеядным. Он также считал себя открытым. Приобретенное умение пропускать в себя – вошли и дальше прошли (обогащенная порода отсеивается) – не отступая с принятой однажды позиции.

А прокол. То, что сосед слушал, Матвей никак не принимал за музыку. Слышимость была хорошая. Матвей мог бы (пошаговую инструкцию см. в интернете) устроить звукоизоляцию. Его навыков бы на это хватило. Были бы деньги. Денег не было. На это у него.