Элизабет Говард - Исход

Попытка устроить ей встречу с Полли в Лондоне закончилась провалом. Обнаружив на следующее утро, что на Бландфорд-стрит ее нет — или что она просто не подходит к телефону, — он в панике позвонил Полл на работу. А когда Полли объяснила, что Клэри уехала обратно в коттедж, он поначалу вздохнул с облегчением, затем встревожился, в конце концов вскочил в шесть, поспешил к ней и застал ее в горячке. Он разбудил ее, прервав кошмар, и был уже готов схватить ее в объятия и признаться в любви, но сперва она приняла его за отца, и это его отрезвило.

Выслушивать признания она была не в состоянии — больная, напуганная, и он обнял ее, но лишь для того, чтобы дать выплакаться и пересказать ему бессвязные обрывки страшного сна. Он остался выхаживать ее, а на работе в очередной раз что-то наплел. К тому времени он уже известил начальство, что уходит, отрабатывал положенный срок, и ему было плевать.

Она начинала взрослеть. Вернувшись в коттедж, она поняла, что у нее нет денег, и хотя отчасти он радовался, что несет за нее ответственность в этом отношении, ему не составило труда сообразить, что для нее это шаг в верном направлении. Если деньги ей нужны сейчас, пока она пишет книгу, попросить следует у отца. И он отправил ее в Лондон, она вернулась с двумя сотнями фунтов и чем-то разозленная. Оказалось, что его возможным отъездом во Францию. Он объяснил ей, что уходит с работы, тогда же упомянул и про Францию, но теперь она считала, что об отъезде сообщать ей он не собирался.

Первой его мыслью стало: ну вот, опять. Она до сих пор рассчитывает, что я останусь рядом, поддерживать ее.

Беда в том, что, несмотря на отсутствие твердого решения, он рассматривал Францию как вариант; ему требовалось что-то такое с дальним прицелом, а может, и не с таким уж дальним, требовалось прибежище на крайний случай, если все сложится неудачно. А оно именно так и складывалось по всем приметам. Она назвала его своим вторым отцом — перед тем, как отправилась повидаться с настоящим. Но было ясно, что сама мысль о том, что он уедет, переполняла ее страхом, чем-то вроде паники. Когда она призналась, что не сможет жить в коттедже одна без него, он чуть не испортил все сразу и усилием воли едва сдержался, чтобы не прикоснуться к ней. Он повел себя с ней резко и строго, даже заявил, что она влюбится в какого-нибудь хорошего человека, как самая обычная взрослая девушка. Она надулась, и он счел, что так ей будет легче справиться со страхом.

Но тем же днем он подумал, что строить планы втайне от нее было неправильно, и извинился.

К тому времени он уже подъехал к своему дому, вынул чемодан из машины и вошел. В квартире царило безнадежное уныние. «Интересно, чем она занята сейчас», — думал он. Хорошо, что он так и не собрался установить в коттедже телефон, потому что знал, что искушение позвонить ей будет слишком велико.

Кстати, о людях, твердо стоящих на собственных ногах, — а он сам? Ему еще предстоит решить, чем заняться и на что жить, если не считать маленького наследства, сбережений и средств от возможной продажи картин. Руперт гораздо лучше осведомлен о том, как и выжить, и пытаться не бросить живопись, подумал он. С этого он и начнет.

Его отношения с Рупертом претерпели заметные перемены. В основном потому, что он отважился на решительный шаг в те выходные, когда они собрались в Хоум-Плейс, чтобы принять Диану в семью. «Я была бы вам так признательна, если бы вы смогли приехать, — сказала Дюши. — Вы хорошо всех нас знаете, и вы такой дипломат ». И он приехал, а потом ему представился шанс прогуляться вместе с Рупертом, так как у Зоуи разболелась голова, а составить им компанию не захотел больше никто.

— Не то чтобы я способен подолгу ходить пешком, — пояснил он, — но мне необходимо поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Отлично.

— Вообще-то, — сказал он несколько минут спустя, — думаю, мне будет легче, если мы присядем.

И они присели в лесу за домом на старое поваленное дерево, которое облюбовали для своих игр дети.

— Ты чем-то встревожен. Что случилось? Ты же знаешь, мне можно довериться.

— А по-твоему, в чем дело?

Руперт присмотрелся к нему, слегка улыбнулся и предположил:

— По-моему, ты в кого-то влюбился и не уверен, что из этого выйдет что-нибудь хорошее. А я за это готов поручиться.

— Лично я бы не рискнул.

— Так я прав?

— Да. Все верно. В Клэри, — быстро произнес он. — Погоди минуту! С ней об этом я еще не говорил. Она понятия не имеет.

— В Клэри! Господи ты боже мой! Ты серьезно?

— Разумеется. Я был бы идиотом, если бы додумался сказать тебе такое в шутку.

Помолчали. Потом Руперт, явно пробуя почву, спросил:

— А тебе не кажется, что ты староват для нее?

— Так я и знал, что ты это скажешь. Зоуи намного моложе тебя — разве не так?

— На двенадцать лет. Но ты-то — ты старше ее почти на двадцать. Это совсем другое дело, согласен?

— Другое, но совсем не значит, что намного хуже.

Опять помолчали. Руперт спросил:

— И давно это продолжается?

— Нечему продолжаться. Хочешь знать, давно ли я влюблен в нее? Одному Богу известно. Пожалуй, с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать, только в то время я этого не сознавал.

— А как относится к тебе она?

— В том-то и дело. Я вроде как заменял тебя все время, пока тебя не было рядом, и она привыкла видеть меня таким. — Он взглянул на собеседника, чувствуя, как покалывают глаза. — Такое не выбирают, — добавил он. — И тебе это известно. Оно… сражает тебя.

— Да. Арчи, я не знаю, что сказать. Тебе наверняка тяжело. Да еще после Рейчел, и так далее… и вот опять…

— Послушай. Ничего не было. — И он устало добавил: — Вряд ли у нее есть хоть какие-то предположения.

— Знаешь, а не лучше ли было бы… ну, то есть тебе было бы лучше поговорить с ней. Тогда, по крайней мере, ты знал бы.

— Не могу… сейчас не могу. Просто знаю, что не время. И в любом случае не выдержу. Если я поговорю с ней и из этого не выйдет абсолютно ничего хорошего, для меня с ней все будет кончено — я точно знаю, и я не выдержу.

— А почему сказал мне?

— Наверное, вроде как надеялся, что ты, по крайней мере, не подумаешь ничего такого. Я про свои намерения. Они совершенно честны.

Он попытался улыбнуться — и его прорвало. До сих пор он не сознавал, какого напряжения сил стоило ему держаться так долго и каким одиноким он чувствовал себя все это время. Это он и пытался объяснить Руперту, и у него получилось. Присев рядом, Руперт дал ему выговориться полностью, не споря и не перебивая.

— Риск настолько велик, — говорил он. — Я правда люблю ее, люблю в ней все, но понимаешь, она должна вырасти, сама распоряжаться своей жизнью и сделать выбор, не будучи зависимой от меня, и так далее.