Софья Прокофьева - В стране легенд

Фауст нехотя уступил. Внизу снова появилась Земля. Фауст увидел, что в голубой воде океанов плывет остров – или то был целый материк? – похожий на яичный желток.

Запаленные драконы высунули языки. Земля летела навстречу, Фауст невольно ухватился рукой за борт повозки.

Было уже далеко за полдень, когда повозка подлетела к окну башни Фауста. Фауст снова стоял на площадке башни.

Ну, что скажете, доктор? Какова поездка? – спросил Мефистофель,- Нанимаете меня в слуги?

– Согласен. Я согласен!

– Тогда пишите договор. Вот здесь, на моей спине. Я буду верно служить вам. Сколько? Скажем, двадцать четыре года. Вам как раз исполнится сто лет для ровного счета. Я привык считать время на столетия.

– Двадцать четыре года прожить дряхлым стариком?

– О, у меня наготове чудесный перстень! Наденьте его на палец – и к вам снова вернется молодость.

– И ты будешь исполнять любое мое желание?

– Только шепните.

– А когда кончится срок договора?

Ну что ж, тогда вы будете служить мне. Каждому свой черед.

– Ты хочешь купить мою душу, чтобы бросить ее после моей смерти в пылающее жерло ада?

Не так просто, доктор. Я сделаю для вас новое, стальное тело, и вы совершите еще много славных дел. Само собой, под моим началом. А ужасы ада – это для легковерных кумушек.

– Но зачем я нужен тебе?

– Вы очень скромны, доктор. Клянусь, никого не ценю я больше, чем вас. Что перед вами императоры и короли, воины и князья церкви! Вы для меня бесценное сокровище, доктор Фауст.

– Дивлюсь, но не спорю.

Итак, вот перо, пергамент и нож, острый как бритва.

– Нож?

– Да. Надрежьте себе палец на левой руке и напишите договор своей кровью. Таков у нас порядок.

– Вы, демоны, я вижу, законники, крючкотворы.

Фауст поморщился и слегка надрезал себе палец. Упало несколько тяжелых темных капель крови. Фауст смочил перо и медленно, обдумывая каждое слово, начал писать:

«Я, Иоганн доктор Фауст, заключаю следующий договор с демоном ада Мефистофелем. Мефистофель обязуется с этого дня верно служить мне двадцать четыре года. По первому моему желанию он должен мгновенно перенести меня туда, куда я пожелаю».

Гусиное перо скрипело но бумаге, выводя букву за буквой.

– Постойте. В договор надо внести еще одно условие. Вы не должны вступать в брак, доктор Фауст. Влюбляйтесь сколько угодно, чем чаще, тем лучше. Но обвенчаться с вашей возлюбленной – на это у нас запрет, это ни-ни!

Жениться в мои годы! – усмехнулся Фауст, – Ты смеешься надо мною. Условие написано. Бери, вот договор, и на нем моя подпись.

– Прекрасно, а я приложу печать – мой коготь.

Вдруг послышалось громкое карканье, и большой ворон схватил своим клювом договор и улетел.

– Что это значит? – вскричал доктор Фауст.

– Это значит, что владыке ада Вельзевулу не терпелось получить договор в собственные руки. Ай-ай, недоверие! Но вы шатаетесь от слабости, доктор. Наденьте-ка перстень.

И Мефистофель подал Фаусту перстень, испешеренный непонятными знаками. Фауст надел кольцо на палец. Сердце его страшно забилось… И вдруг Фауст почувствовал удивительную, давно забытую легкость в теле.

Глаза его теперь так ясно видели, словно весь густо запыленный, закопченный мир был начисто вымыт свежей водой.

Фауст побежал вниз по винтовой лестнице, перепрыгивая через две-три ступени.

– Ого, какая прыть! Вы, доктор, кажется, забыли, что я хром. Осторожно!

Фауст распахнул дверь в свой кабинет – и замер на пороге. Теперь, после полета по вольным просторам, он показался ему темной щелью.

– Как мог я прожить столько лет в этом каменном мешке, когда на свете есть города и горы, реки, леса и поля! И люди! Недаром сказал великий Парацельс: «Книгу природы надо пройти ногами. Что ни страна, то страница». Я слишком долго прятался от людей в своей каменной башне. Идти к ним, говорить с ними, узнать их радости и беды – вот что теперь хочу я! О если б я не был так стар!

– Взгляните-ка сюда.- И Мефистофель подставил Фаусту зеркало.

Фауст взглянул – и не узнал себя. Глаза сверкают молодым огнем,

морщины разгладились, губы словно соком налились, борода стала черной и густой.

– Так, значит, вы хотите покинуть ваш уединенный кабинет, доктор Фауст, и пуститься странствовать по свету? Ведь верно? Я угадал? Тогда не будем медлить. Узлы, баулы, сундуки – какая скука! Ненавижу дорожные сборы. Вот все, что вам нужно.

Мефистофель снял с себя плащ, скрутил его, развернул и вытряхнул на пол сапоги со шпорами, дорожный костюм из испанского бархата, перчатки, шпагу…

Вороные кони ждут нас у порога. Это они мчали вас по небу в образе крылатых драконов. Вымоем руки здесь, а оботрем их в городе Лейпциге*.

– Отлично! Там, в Ауэрбаховском винном погребе*, я славно пировал с веселыми студентами в дни моей юности… Или, точнее сказать, в дни моей первой юности. Скачем в Лейпциг!

Фауст облачился в новую одежду и вышел из своего кабинета. Ему показалось, что он отвалил крышку гроба.

*

Два вороных коня рыли копытами землю и косили огненными глазами. Фауст легко вскочил в седло, конь рванулся с места. В ушах Фауста засвистел ветер. Вдруг под самыми копытами коня мелькнул золоченый петушок на шпиле колокольни. Конь несся по воздуху! Рядом с гиком и посвистом мчался Мефистофель.

И вдруг копыта заскрежетали о камни. Кони остановились. Фауст увидел перед собой вход в кабачок. Все та же знакомая вывеска, как и полвека назад, только немного подновленная. Те же истертые каменные ступени. Из кабачка, как и в былые времена, доносился нестройный хор голосов. Там горланила песню веселая компания студентов.

Фауст спустился вниз по каменным ступеням и толкнул дверь. Увидев двух незнакомцев, студенты примолкли.

– Это что за птицы? – тихо сказал один из пирующих другому.- Видно, важные господа. Долговязый-то вон как нагло смотрит. Вы откуда к нам пожаловали? – спросил он Мефистофеля.

– Да вот по дороге завернул на часок в Лейпциг отдохнуть и горло промочить. И приятеля с собой захватил.

– Вы, значит, путешественник?

– Ах, и не спрашивайте! Весь век в бегах и разъездах. Только присядешь дома погреться у кипящего котла в тепле да в уюте, ан, шалишь, не тут-то было! Король меня вспомнил, епископ по мне соскучился или какой-то рейтар* с пьяных глаз меня помянул… Всем-то я нужен, все меня зовут.