Юрий Кувалдин - День писателя

И настроение у Юлии было веселое, праздничное. Когда пришла мать, Юлия лежала на тахте и читала учебник физики.

— Какая сегодня великолепная погода! — сказала мать. — А ты все с учебниками. Хоть бы вышла подышать воздухом.

— Последний экзамен остался, мамочка! — воскликнула Юлия, захлопывая книгу. — И я — студентка!

Мать посмотрела на нее с улыбкой и спросила:

— Ну, как он-то?

— Ничего, — ответила Юлия.

Мать засмеялась.

— Завидую я тебе, — сказала она. — Чтобы прожить так много в такое короткое время, нужно иметь не страсти, а что-то другое, какой-то талант.

За ужином мать все вздыхала и покачивала головой.

— Но все на этом свете имеет конец, — сказала она как бы между прочим. Отчасти эти слова она адресовала и себе.

Юлия ела без аппетита и время от времени поглядывала на мать, как бы вопрошая, все ли идет так, как нужно. Мать молчаливо подтверждала, одними глазами, мягкими и добрыми, что все идет, как нужно.

Зачем говорить в счастливые дни, что будут и страдания, что, возможно, Юлия разлюбит его или он разлюбит ее и будет ей изменять, а Юлия будет приходить в отчаяние и сама начнет изменять. Но настанет время, когда и все это станет воспоминанием, наступит старость и Юлия-старушка будет холодно рассуждать о прожитом, и считать это прожитое совершеннейшими пустяками.

Она очень любила дочь. Но ей было ясно, что в один прекрасный момент Юлька выскочит замуж и оставит ее. Однако мать старалась не думать об этом.

— А что он говорил тебе сегодня? — спросила мать.

— Да, в общем, ничего особенного, — сказала Юлия, стараясь быть равнодушной. Но потом не выдержала, рассмеялась и радостно воскликнула: — Он сказал, что мы поедем на юг! Сразу же после экзаменов!

— И куда же?

— В Крым.

— А для меня там местечка не найдется? — усмехнувшись, спросила мать.

— Да что ты, мама!

— Я шучу, — сказала мать и повторила: — Шучу.

Ложась в постель, Юлия все время думала о море, о солнце, о пляже, о Вадиме Станиславовиче, а потом — о подвенечном платье, о свадьбе… Потом она унеслась в белые облака и видела под собою горы с белыми шапками ледников.

Экзамен по физике прошел столь же удачно, как и по математике. Наконец настал день, когда перед входом в институт вывесили списки зачисленных, и Юлия, как бы не веря сама себе, с волнением прочитала собственную фамилию.

Юлия не то испугалась этого, не то удивилась и смотрела на список большими глазами. Она даже запыхалась от этого чтения и побледнела. Затем еще и еще раз вглядывалась в свою фамилию и, как богомолка, про себя читающая молитву, шевелила губами.

А рядом были восклицания, вздохи, слезы.

— Ну, как?! — услышала Юлия обращенный к ней вопрос.

Она оглянулась и увидела того молодого человека, который на одном из экзаменов рассматривал ее.

— Полный кайф! — машинально воскликнула она и порозовела от прилива счастья.

— И у меня то ж! Поступил! — воскликнул юноша и взмахнул руками. Пальцами правой руки он изобразил «козу». — Прошвырнемся? — спросил он.

— Что ты ко мне привязался?! — отрубила Юлия. — Ты же знаешь, что я занята!

— Я думал, ты уже освободилась! — сказал он с оттенком ехидства.

Юлия смерила его уничтожающим взглядом с головы до ног и, отвернувшись, пошла в институт.

— Мы же в одной группе! — услышала она сзади.

Вадим Станиславович вышел ей навстречу из-за стола, радостно распахнув руки для объятий. Прижавшись к нему, она откинула назад голову и он поцеловал ее в губы.

В Евпаторию они ехали в мягком вагоне «СВ». Юлия проснулась рано. От непривычки спать в поезде у нее немного побаливала голова. Она томилась от ожидания встречи с морем, и все утро смотрела в окно. Ей были видны горделивые тополя, освещенные солнцем. Над домами деревень — голубое небо, птицы, а за зелеными садами — просторная степь.

Проснулся Вадим Станиславович, обнял ее за плечи и тоже уставился в окно счастливыми глазами.

До Оленевки от автовокзала добирались на машине. Старушка-хозяйка встретила их радушно и сразу же спросила, глядя на Юлию:

— Это, что же, дочка ваша будет?

Вадим Станиславович немного смутился, но затем сказал:

— Жена.

Юлия сразу же захотела идти на море. И когда она увидела его голубую даль, то вся затрепетала, и глаза ее сделались большими, яркими и засияли влагой.

На пляже Вадим Станиславович сразу же принялся надувать матрас. Наблюдая за этим, Юлия сказала:

— Я совсем не умею плавать, — и скинула халатик.

На ней был миниатюрнейший купальник желтого цвета. И матрас был желтый.

— Это ничего, — сказал Вадим Станиславович. — Я тебя научу.

Солнце обжигало плечи.

Юлия стремглав бросилась к воде. Из-под ее ног летели брызги. Она, окунувшись, весело стала бултыхаться на мели. Наконец Вадим Станиславович надул матрас и вошел с ним в воду. Море синело в глазах Вадима Станиславовича, слитое с небом в одну раскаленную полосу.

Юлия легла на матрас, и Вадим Станиславович, толкая его впереди себя, поплыл вдаль.

Юлия смотрела сквозь прозрачную воду на дно и видела отчетливые тени от матраса и от плывущего Вадима Станиславовича.

Вдруг ей стало страшно, потому что они заплыли так далеко от берега, что он превратился в полоску, а тени на дне уменьшились почти что до точки.

— Хватит, — сказала она.

Вадим Станиславович послушно остановился и подплыл к ней сбоку. Она с улыбкой посмотрела в его глаза и вдруг заметила, что они резко стали мутнеть. Вадим Станиславович схватил Юлию за руку и хотел подтянуться, чтобы вскарабкаться на матрас, но от этого сама Юлия чуть не оказалась в воде.

Юлия с силой дернула свою руку, и она выскользнула из руки Вадима Станиславовича. В следующий момент Юлия, застыв от изумления, увидела, что голова Вадима Станиславовича исчезла под водой и что все его тело, плавно извиваясь, пошло вниз.

Море любовно втягивало его в себя, просачиваясь в волосы, в уши, в нос, забираясь во все складочки тела.

Юлия в ужасе закричала так пронзительно, что у нее зазвенело в голове, и перед глазами поплыли синие круги.

Спустя мгновение, она увидела, что уменьшенное тело Вадима Станиславовича, как тельце новорожденного, задело дно, качнулось в медленных струях подводного течения и затихло. Серебристые пузыри тянулись тонкой нитью к поверхности.

Все вокруг замерло. Только синело море, слитое с небом, да где-то далеко, на берегу, продолжалась хлопотливая жизнь.

В книге «Философия печали», Москва, Издательское предприятие «Новелла», 1990, тираж 100.000 экз.

В сборнике «Эрос, сын Афродиты» (сборник открывает Юрия Нагибин «Любовь вождей», а закрывает Юрий Кувалдин «Не говори, что сердцу больно»), Москва, издательство «Московский рабочий», 1991, тираж 100.000 экз.