Эна Трамп - Женский роман. Утопия

— Не надо петуха! — воспротивилась Ирина Петровна в полный голос. — Пусть петух летает.

— Тогда сёмгу, — согласилась хозяйка. — Уху любишь? У нас и сёмга ловится. И стерлядь. Пойдем, фотографии тебе покажу. Две у меня, дочери. Обе в Сыктывкаре.

— Они без нас всё выпьют, — возразила Ирина Петровна, тоже вставая. Она оказалась выше Никодимовны на полголовы.

Светлана Никодимовна прицелилась и выдернула полбутылку, выросшую как заветный гриб боровик посреди стола. — Вернемся — отдадим, — пообещала мужикам и, последний раз окинув Мишу угрожающим взглядом, кивнула Ирине Петровне: за мной.

Фонари светили вверху позади, как четыре луны над холмом, а здесь, над тропой, которой она избегла днем, светили лишь звёзды. Их хватало. Спустившись неведомо как, они очутились у двери, где Светлана Никодимовна что-то делала с ключом. Это был дневной дом с лодками.

Внутри оказалось опрятно и просторно. Стащив ботинки, Ирина Петровна проследовала за хозяйкой в кухню — одна она была такой величины, как вся Ирины Петровны комната. Печь. Столик. Холодильник, — дом продолжался, за приоткрытыми дверьми виднелись мебелишка и даже ковры? Именно так представляла себе Ирина Петровна свой отпуск, когда представляла себе свой дом из городского далека; а теперь?..

— Садись, — указала ей Светлана Никодимовна на табуретку у стола, и, не чинясь, разлила из сакральной бутылки в подобия рюмок.

— Вы извините меня, — сказала она, поднимая. — Я директор… а у нас первое сентября. Перевели на финансирование, одних бумажек писать… а еще этот компьютер. А всего добавки — 438 рублей — эдак-то! Хотела премию выдать — так у меня их пятнадцать — обидится кто? Так купила занавески в классы. Ваш-то дед — он эдак-то директором был? Вы меня извините.

— Мы на ты! — напомнила Ирина Петровна, осмелев до последнего безрассудства. Тоже подняла бокал.

Светлана Никодимовна пристально вгляделась в нее — ох, сейчас скажет! Но сказала лишь: — Ты хорошая женщина? Ты какого года?

— Шестьдесят шестого, — ответила Ирина Петровна проглотив.

— Я шестьдесят второго. Знаешь, как они меня называют? Крокодиловна! Крокодиловна! — возмущенно повторила она, — вот эдак-то! вместо Светлана Никодимовна!

— А меня!… — заспешила Ирина Петровна.

Опустим покрывало стыдливости над двумя женскими судьбами.

Лянская вышла из дома, качаясь.

Светили звезды. Вверху, в подстанции, светили окошки. За спиной, в доме, спала в кухне Светлана Никодимовна, сидя на стуле у стола, перед пустой бутылкой. Лянская сварила уху. В холодильнике, в морозилке, обнаружилась лишь одна рыбья голова. Но, действительно, крупная, от какой-то большой рыбы. Наверное, семги. Светлана Никодимовна, просыпаясь, командовала, и опять засыпала. Не в печке, а на плите. Плита была газовая, несовременного фасона. Целая кастрюля. Она ее оставила на плите, донести ее на подстанцию мужикам не было возможности. Вывернуть всё на тропе. «Ложись в комнате, — велела Светлана Никодимовна, очнувшись, — я сейчас постелю…» — и больше уже не просыпалась.

Много места. Много места было и в небе, и под небом. Мало места было только в голове Ирины Петровны, которая превратилась в коробочку с мерцающими стенками, может быть проницаемыми, если в них кинуть предметом внешней среды — а, возможно, и нет. Сумочка была при ней. Лянская держалась за сумочку. Сумочка придавала ей устойчивость, как былинному богатырю мешочек с землей. Покачиваясь, она остановилась на тропинке. Денег, которые лежат в городе у нее в банке, хватит, чтоб купить тридцать… нет, шестьдесят домов в этой деревне. Не всю деревню — но, наверное, целую улицу… нет, наверное, две. Что-то было такое в этой мысли, что ей понравилось. Она пошла ощупью по тропе, мимо дома Генриетты, вслед по течению черной невидимой отсюда реки.

Дом стоял черный, пустой, с провалившимся полом, с нетронутым замком на двери — все входили через «двор», через заднюю часть. Лянская взобралась на сеновал — через пролом в стене, или может быть это был вход. Легла и заснула на сене, положив под голову сумочку.

Проснулась она от покашливания и звука:

— Ира-а… ир…

Ночью, между прочим, было довольно холодно. Лянская, эта традесканция, знала, что на сеновале не замерзают, но не знала, что в сено нужно закапываться. От этого она, протрезвев, несколько раз просыпалась, судорожно хватаясь за сумочку (иголку в сене — это она тоже знала). Если бы она курила, у нее бы была зажигалка, и тогда бы она уползла отсюда хоть на подстанцию, а хоть назад в дом. Тьма была всепоглощающая, никаким звездам не велена. К тому же пошел дождь. Вместе с звездами куда-то девались ее вчерашняя чуткость и деликатность. А если бы у нее была зажигалка, то она неминуче подпалила бы сено, дом и себя вместе с ним, и сюжет был бы исчерпан. А так ему еще долго продолжаться.

Она продрала глаза. Почему-то она (первым вспомнила) решила, что это Миша. Никак нет — его жена.

— Я тебя ищу, ищу, — сказала Светлана Никодимовна. — Дай пятьдесят рублей? Послезавтра у таракана пенсия, я тебе верну.

— Нету пятидесяти, — сказала Лянская грубым голосом.

Но так продолжать с женщиной, с которой накануне плакали горькую, к тому же с похмелья, оказалось не по силам. — Сорок, — сказала Лянская и, отвернувшись, отмусолила в сумке бумажки. Все-таки было уже светло. Хотя там, снаружи, ничто не прельщало броситься через проем навстречу миру. Серенький денек. То и дело, не в дружбу, а в службу, наискосок накрапывало.

Никодимовна за деньгами не потянулась. Лянская подняла голову: что еще?

— Ира, ир… — заискивающе попросили ее. — Сходи за пивом.

Лянская встала. Топча, как слониха, сено, она выбралась на свет и пошла кружным путем — по тропе к мосту, а от моста вверх обратно. Светлана Никодимовна следовала на расстоянии. У магазина, она же подстанция, она окликнула: — Я тебя тут подожду. Чтоб не увидали, — и юркнула внутрь. Лянская вошла с оборотной стороны, продавщица была вчерашняя. Где же ключ? В сумке, вместе со всем остальным. Продавщица ничего не спросила, а она не сказала, купила самое дешевое пиво за сорок рублей, а продавщица продала. Итак, она сидела в подстанции на жесткой лавке, а повеселевшая Светлана Никодимовна омывалась утренней росой, что твой Миша. — Я побежала, — сказала она, — на работу.

— Светлана Никодимовна! — вскричала Лянская. — А где колхоз? куда мне идти? а о чем мы вчера договаривались? Я обещала, что приду к тебе в школу. И научу твоих детей компьютеру! и тебя тоже! Бесплатно!!!

— Я не помню, — призналась Светлана Никодимовна так испуганно-простодушно, будто она была первым человеком в мире, пораженным своими невменяемыми подвигами.

— Так что? не надо??