Роберт Зеталер - Вся жизнь

– Милый человек, господин хороший! – крикнул он. – Вы в самом деле не мираж?

– Полагаю, нет, не мираж, – ответил Эггер и увидел, как в скалах показалась еще одна фигура и навстречу ему, спотыкаясь, вышла старушка.

Оба выглядели жалко, растерянно, дрожали от изнурения и холода.

Старик, собиравшийся броситься навстречу к Эггеру, заметил в руках у того нож и остановился.

– Вы ведь не собираетесь нас убивать? – испуганно выпалил он.

– Господи, помилуй нас, – тихо произнесла старушка.

Молча убрав нож, Эггер посмотрел прямо в лицо старику и старухе, а те, широко распахнув глаза, не сводили с него взгляда.

– Ах, господин мой хороший! – продолжал старик, и казалось, что в глазах его стоят слезы. – Всю ночь мы бродим по этим горам, а тут одни камни кругом!

– Одни камни! – подтвердила старушка.

– Камней больше, чем звезд на небе!

– Господи, помилуй нас.

– Мы заблудились!

– Кругом одна лишь темная, холодная ночь, куда ни посмотри.

– И камни, – повторил старик, и тут на глазах у него действительно выступили слезы, а потом капельками, одна за другой, покатились по щекам и шее. Его жена умоляюще смотрела на Эггера.

– Мой муж уже собирался лечь и умереть прямо тут!

– Фамилия наша Рошкович, – заговорил старик. – Мы женаты уже сорок восемь лет. Это ведь почти полвека! Прожив вместе так долго, точно знаешь, что ты значишь для супруга и что супруг значит для тебя, понимаете, господин мой?

– Не совсем понимаю, – ответил Эггер. – К тому же никакой я не господин. Но, если хотите, могу отвести вас вниз, в долину.

Они спустились в деревню, и старик Рошкович заключил сопротивляющегося Эггера в объятия.

– Спасибо вам, – растроганно сказал он.

– Да, спасибо, – повторила его жена.

– Спасибо, спасибо!

– Ладно уж, ладно. – Эггер отступил на шаг назад.

Боязливость и отчаяние пожилых супругов развеялись еще тогда, когда они стали спускаться с пика Пропасти, а с первыми лучами солнца их усталость как ветром сдуло. Эггер показал им, как пить росу с горной травы, они утолили жажду и почти все время шли вслед за ним, тараторя как малые дети.

– Мы хотели вас кое о чем попросить, – начал старик. – Не покажете ли нам какие-нибудь тропы? Вы, кажется, ориентируетесь на этой местности, как в собственном палисаднике.

– А для нашего брата вылазка в горы – нелегкая прогулка, – подтвердила его жена.

– Это займет только день-другой. Хотим подняться в гору и спуститься обратно, вот и все. Об оплате даже не задумывайтесь, мы не хотим оставить о себе плохое впечатление. Ну, что скажете?

Эггер задумался о работе, предстоящей в ближайшие дни. Надо порубить на дрова несколько бревен, заново вспахать картофельное поле, где из-за дождя случился оползень. Он с ужасом представил рукоятку плуга, от которой не спасают даже самые жесткие мозоли и уже через несколько часов кожа ладоней начинает пылать.

– Да, – ответил Эггер. – Кое-что могу показать.

Целую неделю Эггер водил стариков по разным тропам, все усложняя и усложняя маршрут, показывал им красоты края. Такая работа доставляла ему радость. Он с легкостью ходил по неровной поверхности гор, а воздух на высоте сдувал все хмурые мысли прочь. Кроме того, они переговаривались лишь изредка – с одной стороны, потому что не находилось тем для разговора, а с другой – потому что его спутники и так поспевали за ним, дыша тяжело и со свистом, а тут уж точно не захочешь говорить о чепухе.

По прошествии недели, во время бурного прощания пожилой четы с Эггером, Рошкович сунул тому несколько купюр в карман куртки. И у мужа, и у жены в глазах стояли слезы, когда они, сев ранним утром в автомобиль, помчались по шоссе в направлении своего дома и исчезли в тумане.

Это новое дело пришлось Эггеру по душе. Потому он занял пост на главной деревенской площади, прямо у фонтана, и, смастерив табличку, содержащую самые необходимые сведения и в то же время способную заинтересовать туристов, стал ждать.

походы с багажом или без;

прогулки (на полдня или целый день);

скалолазание;

маршруты для прогулок в горах

(для пожилых людей, инвалидов и детей);

экскурсии в любой сезон (если позволяет погода);

встречу восхода (для жаворонков);

встречу заката (только в долине, в горах слишком опасно).

Очевидно, табличка производила впечатление, потому что с самого начала дела пошли как надо, и у Эггера уже не было причин соглашаться на труд подсобного рабочего. Как и прежде, он часто вставал еще до рассвета, только теперь он шел не на пашню, а поднимался высоко в горы и наблюдал восход солнца. Лица туристов словно светились изнутри, когда на них попадали первые лучи солнца, и Эггер убеждался, что они счастливы.

Летом Эггер часто уводил туристов далеко за ближайшие горные хребты, а зимой ограничивался лишь прогулками на широких снегоступах, но утомляли они не меньше. Он всегда шел первым, высматривал возможные опасности, слушал, как сзади пыхтят туристы. Ему нравились эти люди, хотя некоторые из них пытались научить его жизни и вели себя как-то по-идиотски. Он знал, что высокомерие как ветром выдует из их горячих голов, оно испарится вместе с по́том после двухчасового восхождения, и не останется ничего, кроме благодарности за то, что они добрались до вершины, да пронизывающей до костей усталости.

Бывало, Эггер проходил мимо старого своего участка. На месте, где прежде стоял его дом, за много лет образовался каменный вал. Летом между глыбами пробивались цветы белого мака, а зимой дети катались с вала на лыжах. Эггер наблюдал, как они со свистом съезжают по склону, с радостным криком отрываются от земли, взлетая на миг в воздух, а потом ловко приземляются или пестрыми шариками кувыркаются в снегу. Он вспоминал порожек, где они с Мари так часто сидели вечерами, решетчатую калитку, закрывающуюся на простой крючок: Эггер сам его сделал, согнув длинный стальной гвоздь. А после лавины калитка пропала, как и множество других предметов, снег растаял, но они так и не нашлись. Вещи просто исчезли, словно и не существовали вовсе. Эггер ощущал, как в сердце нарастает тоска. Ведь сколько всего Мари еще могла сделать в жизни, куда больше, чем он даже мог себе представить.

Во время походов Эггер большую часть времени молчал. «Открывая рот, закрываешь уши», – любил повторять Томас Матль, и Эггер разделял этот взгляд на вещи. Вместо того чтобы говорить, он охотно слушал запыхавшихся туристов: благодаря их непрерывной болтовне он постигал тайны чужих судеб и точек зрения. Очевидно, в горах люди искали нечто такое, что казалось им давно утраченным. Эггеру ни разу так и не удалось понять, о чем именно шла речь, но с годами он все больше убеждался, что туристы, в сущности, следовали горными тропами не за ним, а за какой-то неведомой, неумолимой тоской.