Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

Бертран и Жюльен плюнули Аристиду в лицо и исчезли. Вместо них появился высоченный эсэсовец с квадратными плечами, как несгораемый шкаф. Он осклабился; его огромные, словно у гориллы, ручищи стали запихивать голову Аристида в мешок с мукой, все глубже и глубже… Когда уже вовсе нечем было дышать и Аристид подумал, что вот-вот задохнется, до него донесся откуда-то издалека, совсем издалека, самодовольный голос нацистской фурии:

— Вот так. Теперь хватит.

Напрягая последние силы, Аристид пытался освободить из стальных тисков гориллы свою втиснутую в мешок с мукой голову. Он вскочил, раскрыл глаза… и увидел перед собой красивое, улыбающееся лицо Арианы.

— Не сердись на меня, пожалуйста, — извиняющимся голосом начала она. — Я была вынуждена слегка зажать тебе нос. Ты так громко храпел, что никто не мог заснуть. Не смотри на меня так. Спи, только не храпи.

Она снова положила его голову себе на грудь и пальцами сомкнула ему веки. Не проронив ни слова, он украдкой вытер рукавом пот со лба и снова широко раскрыл глаза, боясь во второй раз допустить в свой мир сновидений ту страшную картину.

Среди ночи двое пассажиров сошли на какой-то станции, и один диван освободился. Аристид соорудил из двух пальто подобие изголовья и уложил на него Ариану. Почти совсем не спавшая до этого, она уснула сразу же.

Он долго рассматривал ее красивое, освободившееся от напряжения лицо. Его охватило ощущение счастья, и в то же время стало почему-то грустно. Аристид потянулся в своем углу, повернулся лицом к стенке и тоже уснул.

Когда он проснулся, было уже светло. Ариана сидела напротив и читала книгу. Подняв голову, она засмеялась:

— Ну и нервы у вас!

— Нервы? Не понимаю…

— Вы отсутствовали семь часов. Проспали налет партизан, проспали стрельбу, которую мы все здесь считали последней в нашей жизни. Проспали мину, через которую мы проехали благополучно, а поезд, шедший за нами, подорвался. Понимаете, что я сказала? Мне бы ваши нервы!

Аристид наконец пришел в себя и сразу обрел обычную свою ироничность.

— Не понимаю, — сказал он, — почему ты обращаешься ко мне на «вы». Если не ошибаюсь, то я проспал и причину этого изменения.

Ариана покраснела, при свете дня лицо ее казалось еще прекраснее, чем вчера вечером. Но она не смутилась и устремила на Аристида взгляд своих крупных черных глаз.

— Раз ты это заметил, то… дай мне сигарету.

Аристид протянул ей пачку сигарет и предложил пойти позавтракать.

— Если нам повезет, мы сможем и пообедать, — засмеялась она. — Уже половина второго.

— Когда же мы будем в Лионе?

Но разве Ариана могла знать это.

— Раньше поезд до Лиона шел шесть часов, — ответила она. — А теперь мы едем уже семнадцать и, насколько я могу судить по местности, до Лиона еще далеко. Пошли, я действительно проголодалась…

В тамбуре вагона-ресторана немецкий военный патруль проверял у одного француза документы. Возвращая ему паспорт, немец заявил, что тот может проваливать ко всем чертям, но только не в вагон-ресторан: вход туда для него закрыт.

— Почему? — изумился француз.

— Я не обязан перед каждым отчитываться, — спокойно ответил немец и вдруг заорал: — Вон!

Испуганный француз, конечно, сбил бы Ариану с ног, если бы Аристид вовремя не подхватил его. Тот извинился и исчез. Мало ободренная этой сценой, Ариана хотела было повернуть назад, но Аристид, охваченный то ли безрассудной отвагой, то ли желанием блеснуть перед женщиной или шут его знает еще почему, взял свою спутницу за руку и потянул за собой вперед. Мимо патруля, вытаращившего от неожиданности глаза, он прошел с улыбкой и гордо поднятой головой. Произнесенные при этом с французским акцентом слова «айль итлер» прозвучали очень смешно. Немец привычно вытянулся и готов был уже, вскинув руку, рявкнуть ответное «хайль Гитлер», но тут же опомнился, однако Аристид и Ариана уже вошли в ресторан. По всей вероятности, не в интересах солдата было привлекать к этому маленькому происшествию внимание многочисленного начальства, заполнявшего вагон-ресторан, а потому, ухмыльнувшись вслед прошмыгнувшей мимо парочке, он остался за покачивавшейся перед его носом стеклянной дверью. В знак благодарности Ариана сжала руку Аристида, и эта горячая признательность наполнила его неуемной радостью.

В ресторане опять были заняты все места. В самой его середине за столиком сидели три подвыпивших немецких офицера, возбужденно о чем-то споря. Старший из них заметил нерешительно остановившихся поодаль французов. Роняя из глазной впадины монокль, он не без усилия поднялся и на едва понятном французском языке предложил им место рядом. Ариана энергично сжала руку Аристида, давая ему понять, что лучше уйти. Но Аристид и в мыслях не допускал снова дефилировать мимо немецкого патруля. Он приветливо поклонился и мягко, но настойчиво потянул Ариану за собой; при этом ноготки ее больно впились в его ладонь. Теперь уже все три немецких офицера стояли перед ними, глупо улыбались и непрестанно повторяли:

— Бонжур.

Тот, что с моноклем, торжественно прибавил к этому:

— Матам, мёшьё.

Прекрасно понимая страх, а может быть, даже ужас Арианы, Аристид пропустил свою спутницу вперед и сам сел рядом с ней, так что немцы оказались только напротив нее.

Трое офицеров друг перед дружкой старались угодить Ариане и ее кавалеру. Они пытались болтать по-французски, угощали обоих превосходным бордо, доставая бутылки из чемодана, стоявшего тут же под столом, велели официанту подать специально оставленный для немцев паштет из гусиной печени, открыть банку омаров и хоть из-под земли достать пару жареных цыплят, которые были бы такими же ароматными и поджаристыми, как те, что приносили им самим полчаса назад. И пусть он пеняет на себя, если не выполнит этот заказ. Ведь Германия и Франция теперь союзники на вечные времена, и союз этот должен найти свое выражение также в гастрономии. Гостеприимство — дело святое! Разве не так? И уж если осталась лишь одна альтернатива — либо вместе победить, либо вместе погибнуть, то стоит ли скряжничать? Теперь все, что есть у нас, принадлежит вам, а что есть у вас, принадлежит нам, nos habebit humus [23] А все мы принадлежим земле (лат.) . . К тому же мужество и хладнокровие французских друзей, не побоявшихся ехать в поезде, который столько раз подвергался нападению партизан, свидетельствуют о их европейских взглядах и убеждениях. Может быть, за это время многим умным французам стало известно, что в ближайшие месяцы Гитлер применит новое чудодейственное оружие, которое решительно изменит ход войны и судьбы мира. За это следует выпить.

Бокалы звенели, опрокидывались на стол, вино растекалось лиловыми пятнами по белоснежной скатерти. От запаха макарон, обильно помасленных и посыпанных пармезанским сыром, кружилась голова; цыплята были поджаристые и нежные. Выставлялись все новые и новые бутылки. Ариана начала смеяться. Она смеялась буквально над всем, и чем больше смеялась, тем больше радовались офицеры и тем трезвее и настороженнее становился Аристид.