Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

— Далеко ли едете, голубки́, в самый разгар войны? — поинтересовался офицер с моноклем.

— Можете говорить откровенно. Вашему маршалу Петэну мы, разумеется, доносить не собираемся, — пьяно осклабился другой.

Ариана смеялась, болтала что-то о политике, но, к счастью, немцы не понимали ее, хотя и не желали друг другу признаться в этом. Все трое ржали по-жеребячьи, кивали головами и часто невпопад поддакивали: «Oui, oui, compris, o-la-la!» [24] Да, да, понятно, о-ля-ля! (франц.)

Аристид доверительно сказал им, что он, как нитка за иголкой, следует за Арианой. Она подтвердила, что ее спутник на самом деле не знает, куда едет, — целиком подчинился даме своего сердца. На прямой вопрос, не совершают ли они свадебное путешествие, Аристид с милой улыбкой ответил:

— Не совсем свадебное, но, можно сказать, почти.

Этот ответ неожиданно для Аристида вызвал аплодисменты.

— Франция есть Франция! «Не совсем, но почти». Ха-ха-ха!

В хмельном веселье немецкие офицеры пели, хлопали Аристида по плечу, пили с ним на брудершафт, показывали фотографии своих жен, уверяли его, что в случае ошибки провидения наступит всемирный потоп, и целовали руку беспрерывно смеющейся Ариане, пока ее запястье не стало лиловым от красного вина.

Вдруг возле стола появился унтер-офицер и подал немцу с моноклем какую-то записку. Тот прочитал ее не сразу, но, прочитав, порывисто встал, поправил китель, застегнул его на все пуговицы и чопорно раскланялся. Лицо его посерело, он процедил что-то сквозь зубы на ухо своим собутыльникам и вышел. Они тоже моментально утратили свою веселость и словоохотливость, помаялись за столом еще несколько минут и, сославшись на то, что им скоро высаживаться, также направились к двери.

Схватив за руку Ариану, не желавшую расстаться со своим бокалом вина, Аристид потянул ее вслед за офицерами. Одного из них он спросил участливо, не может ли каким-либо образом быть полезным своим милым друзьям при их так внезапно возникших затруднениях. В ответ офицер устало пожал плечами, метнул тупой взгляд назад и вяло проговорил:

— На севере прорыв. Мечты о юге придется оставить! Держи, странник, путь на Спарту… — Он усмехнулся и тоже исчез.

Аристид и Ариана вернулись в свое купе. Здесь она как-то странно притихла, а Аристид, напротив, не мог преодолеть охватившего его приступа смеха. И чем больше он смеялся, тем сильнее убеждался в том, что с ним ничего плохого не случится, что он родился под счастливой звездой. И целовал Ариане руки.

Второй день был на исходе, когда поезд наконец прибыл на лионский вокзал. К этому времени у Арианы совсем исчезло досадное раздражение, вызванное бестактным смехом Аристида. Он долго и настойчиво убеждал ее, что смеялся над немцами; однако после своего моментального протрезвления она не находила их такими смешными и все еще сомневалась, не смеялся ли Аристид над ее кратковременным опьянением. Лишь неподдельная предупредительность — то, как он помогал ей надеть пальто, принес забытый в купе шарф, тащил трехпудовый чемодан, а также располагающая решимость, с которой Аристид взял ее за талию и прижал к себе, когда они через узкую дверь выходили с перрона, умиротворили Ариану.

Еще полчаса назад она не собиралась останавливаться в Лионе, а хотела лишь перейти с одного перрона на другой и через несколько часов, поездом, следующим на Шамони, ехать дальше. Там ее ждали; она рассчитывала немного отдохнуть от трудностей военной жизни и работы в парижской больнице. Какое это счастье — не видеть бездыханных трупов, безнадежно больных, голодных людей, судьба которых предрешена, не видеть нервных, крикливых врачей, которые никак не желают примириться со все растущей нехваткой даже самых необходимых медикаментов и вымещают свое раздражение на медицинских сестрах!

Операционная сестра Марго — так в действительности звали Ариану — собиралась несколько недель ничего не делать, а только дышать свежим воздухом, пить парное молоко, вволю спать и совсем не думать о немцах, о войне, вообще ни о чем не думать. Марго была девушка серьезная, высоконравственная.

А какова Ариана? На привокзальной площади ночного Лиона около нее стоял незнакомый молодой человек, галантный, недурной собой. Вместе с десятком других пассажиров они ждали, не вынырнет ли откуда-нибудь такси, ни словом не обмолвившись при этом, куда намерены ехать.

Марго-Ариана старалась не прислушиваться к голосу своей совести. Какой, в конце концов, смысл все время терзать себя тем, что вот теперь ты будешь делать только то, чего потребует от тебя этот человек, лишишься собственной воли, будешь «распущенной девицей», что пора вспомнить о твоем добром воспитании, твоих хороших принципах и т. п. Эти благоразумные рассуждения Марго осточертели, а Ариана совершенно неожиданно для себя просто влюбилась. Везде была война, везде были нужда, голод, отчаяние, страх, страдания. Только страдания, только страх! Нигде не оставалось ни уверенности, ни определенности. Одни лишь зыбкие надежды, чаще всего уже несбыточные, А рядом стоит этот, правда, немного странный, но зато мужественный, совершенно уверенный в себе молодой человек. Он ведет себя так, будто точно знает, зачем живет сам и зачем вообще люди живут на земле. У этого смельчака очень красивые губы, веселые глаза, которые всегда и во всем стараются отыскать слабое место и радостно вспыхивают, если находят таковое. Он несколько дерзок, но очень симпатичен.

Было в нем и еще нечто: рядом с ним Ариана испытывала какое-то необычайное, давно неведомое чувство защищенности. Разумеется, никаких доказательств не существовало, что в случае необходимости этот парень действительно может взять ее под защиту. Но если всегда и всему находить доказательства… А вообще-то одно доказательство уже есть — его поведение во время воздушного налета. Она, такая неопытная, конечно, осталась бы лежать за насыпью и наверняка приткнулась бы тут же рядом с рельсами, где ее могла настигнуть шальная пуля.

Может статься, что этому человеку, который оттащил ее на пятьдесят метров от поезда, она обязана жизнью…

Ариане не запомнилось, как они сели в переполненное такси. Память сохранила другое. Где-то из такси вышли последние пассажиры. Оставшись вдвоем, Аристид и Ариана все еще не знали, куда им ехать. Болтливый шофер, которому, видимо, было чуждо чувство сострадания, с готовностью сообщил, что ни в одном отеле Лиона свободных мест молодые люди не найдут. И тут же добавил, что ему очень бы не хотелось ночью кататься по огромному городу и подвергать себя опасности быть задержанным немецкими патрулями. Он хорошо знает нынешние порядки: патрули могут отобрать автомобиль, а то и пристрелить. По теперешним временам всякое может случиться. Поэтому молодым людям, пожалуй, лучше выйти из такси.