Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Студия своими блеском и яркостью напоминала казино. Повсюду блистали огромные зеркала, отражавшие молнии света. На просторных экранах метались разноцветные иероглифы. Звучала зажигательная музыка. Ряды кресел амфитеатром подымались наверх, заполненные взволнованными зрителями, почитавшими за счастье участвовать в представлении блистательного Захара Кумранника. Внизу, на открытом пространстве, находились два удобных седалища, куда обычно усаживались герои представления. Поодаль, похожее на трон, возвышалось кресло эксперта, которое обычно занимала известная гуманитарная персона, способная оценить предлагаемые коллизии. Повсюду на штативах были расставлены телекамеры, некоторые плыли под сводами, другие выглядывали из потаенных люков в стене.

Сарафанов затерялся среди публики, окруженный восторженными женщинами, обожающими мужчинами, экзальтированными девицами и благообразными старичками, представлявшими все срезы современного общества, отраженного в зеркалах магической лаборатории. Захар Кумранник уже находился в студии, используя последние минуты перед началом эфира, раздавая указания режиссерам и операторам. Высокий, статный, с черно-синими власами до плеч, в изящном костюме и банте, кумир журнала «Плейбой», герой светских хроник, ловелас и сердцеед, он был красив той резкой восточной красотой, какая была присуща актерам-сердцеедам немого кино. Множество женщин было готово красть предметы его туалета, вдыхать запах его одеколона, целовать его руки, а потом рассказывать подругам восхитительные сказки о своей близости с обольстительным красавцем. Трон эксперта занимал преподаватель Гуманитарного университета Генрих Борода, в кремовом пиджаке и фиолетовом галстуке, с голым блестящим черепом, складками на толстом затылке. Над черными крашеными усами изгибался крупный, как у пеликана, нос, украшенный пенсне. Эксперт вертел головой, мерцал пенсне, разминал губы, готовясь к многозначительным сочным речениям.

— Внимание, минута до эфира! — возгласил мембранный голос. Установилась тишина. Лучи и молнии перестали метаться. Захар Кумранник, стройный, как тореадор, был готов ступить на арену, где ему предстоял непредсказуемый и опасный поединок. Сотни глаз смотрели на него с обожанием, желали победы в смертельной схватке.

Рухнула с небес громогласная, ослепительная, проливная музыка. Вспыхнули зеркала, словно сияющие доспехи. Прожектора поместили ведущего в пылающий шар. Шар покатился, и в нем, как в небесной сфере, переступал Захар Кумранник, переливаясь шелками, блестками, — сошедший с небес мессия, принесший на землю священный завет. Зал аплодировал. Эксперт Генрих Борода блестел голым черепом, раздувал чернильные усы, предвкушал тронные речи.

— Сегодня мы собрались, чтобы узнать потрясающую историю семьи, в которой отразились судьбы страны и народа, образуя клубок страданий и радостей, подвигов и грехов. Постараемся вместе распутать этот клубок. Понять, кто мы, откуда и куда идем…

Кумранник отбросил назад пышные пряди, проникновенно сложил ладони, подымая глаза к экрану. На просторной плоскости возникла миловидная, юная женщина с прической, какую носили в послевоенные годы, похожая на Любовь Орлову, в платье с плечиками, с застенчивой доброй улыбкой.

— Перед нами простая москвичка Алла Спиридонова, работавшая в сороковые годы билетершей в Большом театре. Приятная работа, великолепные спектакли, элитная публика. Именно здесь, в театре, она познакомилась с блестящим офицером Антоном Лукашиным, героем разведки, рыцарем НКВД, орденоносцем СМЕРШа…

На экране рядом с женщиной появился красавец офицер со щегольскими усиками, лихим прищуренным взглядом, в погонах, с боевыми наградами. Увеличенные фотографии мужчины и женщины уносили воображение в далекую романтическую эпоху послевоенной, победной Москвы.

— Нет ничего удивительного, что они поженились, — продолжал Кумранник. — Вскоре у них родился сын Ростислав…

Появилась фотография маленького курчавого мальчика, потеснившая два первых снимка. Все трое смотрели в зал доверчиво и спокойно. Казалось, их души витают среди новых народившихся поколений, пробуждая в людях нежную печаль и сочувствие. Зал аплодировал. Зрители умилялись. Лазерный лучи разбегались по залу, и казалось, под потолком снуют золотые ласточки. Невидимый оркестр играл жизнерадостную советскую песню: «Утро красит нежным цветом…»

Кумранник выдерживал паузу, позволяя участникам шоу выразить эмоции.

— Но счастье оказалось непрочным. Антон Лукашин бросил молодую жену с ребенком и, говоря языком разведчиков, «залег на дно» на всю остальную жизнь, оставив жену и дочь без средств существования, без поддержки… Господин Борода, что вы думаете по этому поводу?

Эксперт энергично зашевелил губами, будто пробовал на вкус слова, прежде чем выпустить их из-под черных усов.

— История весьма характерная. После войны ощущался недостаток мужчин и переизбыток женщин, что предоставляло мужчинам широкий сексуальный выбор. Наш герой, морально изуродованный войной, нравственно искалеченный работой в СМЕРШе, где ему наверняка приходилось пытать и расстреливать, легко нарушил узы брака и без всякого угрызения совести отправился в новые любовные странствия, забыв о жене и малолетнем сыне. Такова жестокая правда жизни, опровергающая мифы советской эпохи! — Он победно оглядел зал, нацеливая на присутствующих твердый нос, словно собирался клюнуть. Череп его сиял, глаза самодовольно блестели, в то время как слушатели дружно награждали его аплодисментами.

Сарафанов обратил внимание на соседку, увядающую, с исчезающей красотой, в бедной, опрятной одежде, чьи руки, большие и сильные, без драгоценностей, лишенные маникюра, не аплодировали, а устало лежали на коленях. Ее милое, без грима и макияжа лицо выражало сочувствие и сострадание, как если бы история Аллы Спиридоновой каким-то образом повторяла ее собственную. Сарафанов подумал, что она могла быть учительницей младших классов или мелкой служащей, потерявшей работу, что вынудило ее за малые деньги играть роль статистки на модном ток-шоу.

Телеведущий Захар Кумранник передвигался по арене, сопровождаемый прожекторами.

— Огорченная мать, продолжая обожать своего вероломного мужа, все свои силы, всю неутоленную женскую любовь отдала сыну Славе. Тот вырастал вместе с ней, в поле ее женственности и любви, и вступил с ней в отношения, называемые инцестом. То есть между ними возникла сексуальная близость, они стали жить, как муж и жена…

На экране появилась фотография героини Аллы Спиридоновой, уже не столь юной, с прической на прямой пробор, сжатые страстно губы, тревожный взгляд, упрямый лоб. Рядом — фотография юноши, болезненного и худого, с тонкой переносицей и большими, остановившимися, изумленными глазами.