Сергей Марьяшин - Скиталец в сновидениях [СИ]

Мы с Серегой стояли на улице и курили, глядя на подъезжавшие к дому напротив пожарные машины. Сначала прибыла одна, квадратная и грузная, ослепившая нас сверканием синих мигалок, нестерпимо ярких в ночной темноте. За ней на тротуар вползли еще две. Тяжелый рев моторов затопил улицу, прервав наш разговор. В глубине души я был рад: мне не удалось добиться его согласия помочь, и слушать после этого про его развод совершенно не хотелось.

Красные машины выплюнули наружу людей в тяжелых робах и касках. Они суетливо ходили возле подъезда, разматывая толстые шланги. Это выглядело странно, потому что в доме напротив не было ни малейших признаков пожара. Одна из машин подняла лестницу, нацелив ее куда-то в середину дома. Вздыбленная лестница медленно росла вверх.

«Что они делают, ведь огня нет?» ― удивился я и почему-то вспомнил, как подобрал вчера потерявшуюся кошку. Она была черной, испуганной и грязной, с медальоном на тонком ошейнике. Я вздохнул с облегчением, увидев медальон, потому что на нем были номер телефона и имя хозяйки. Увы, мне не удалось набрать номер даже с десятой попытки: он был записан сплошным числом без разделителей и я все время сбивался на середине. Цифры прыгали и сливались, я все время попадал не туда. Мне отвечали разные люди, иногда вежливые, но чаще нетерпеливые и раздраженные.

Я так и не нашел хозяйку. Где теперь эта кошка, что с ней стало? Я не знал. Сначала я вез ее куда-то на метро, осторожно сунув себе за пазуху, где она свернулась теплым клубочком и благодарно смотрела на меня сонными желтыми глазами. Потом я сидел в своей машине и звонил ее хозяйке, придерживая кошку за горло, чтобы она не вертелась. Она все равно вертелась и кусалась, медальон болтался и дергался, цифры на нем скакали, я ошибался номером и этому не было конца. Странно, что я сидел в БМВ. С тех пор, как она была у меня, прошло много лет. После нее я сменил еще несколько машин, сейчас у меня опель, но даже спустя годы мне снится только она, моя белая «пятерка» с ручной коробкой передач.

Из окна шестого этажа, до которого почти дотянулась лестница, полыхнуло оранжевым. Сквозь рев двигателей прорвались испуганные крики зевак. Происходящее сразу обрело смысл. Это действительно пожар, удовлетворенно подумал я. Не люблю, когда нарушается последовательность событий. Наверное, огонь загорелся в одной из квартир и хозяева сразу вызвали пожарных. Необычно, что пламя появилось только сейчас, после приезда пожарных, ― но зачем придираться к деталям? Есть пожар, есть красные машины и люди в касках, которые что-то делают по этому поводу. Все в порядке, все на своих местах.

Я почувствовал, что озяб. Сделав последнюю затяжку, я вплющил сигарету в край урны и сказал Сереге: «Я назад, ты идешь?» Он торопливо затянулся и последовал за мной. Преодолев толпу подвыпивших коллег, желавших посмотреть на пожар, мы вернулись в бар. В полутемном зале, скупо освещенном свисающими с высокого потолка коническими светильниками, стало немноголюдно. Играла тихая музыка, на удивление хорошая: что-то из последнего альбома Голдфрапп.

Официальная часть корпоратива давно закончилась. Многие коллеги поспешили разъехаться по домам, к ожидающим их семьям, но самые стойкие, пьяные и одинокие осталось, так что праздник продолжался, пусть и на пониженных оборотах. Я тоже остался: не потому, что мне этого хотелось, просто меня попросили помочь в одном деликатном деле. И я только что потерпел фиаско.

Я должен был уговорить Серегу, нашего админа, пойти навстречу нашей общей знакомой, сотруднице отдела по работе с випами. Она хотела вернуться в офис, чтобы оформить поручение на продажу акций ее важной клиентки, которая лично явилась ради этого на наш корпоратив. Зачем нужна такая срочность, сотрудница не объяснила, но я не дурак и понял, что дело пахнет инсайдом. Судя по тому, как бедняжка извертелась ужом, уламывая Серегу бросить праздник и поехать с ней на фирму, цена вопроса была велика. Им предстояло убедить охрану снять сигнализацию и впустить их в офис, чтобы он авторизовал ее в системе. Админ не хотел бросать вечеринку ради работы и намеренно изводил ее отказами. Когда он объяснял ей, почему оформить поручение ночью нет никакой возможности, его пьяное лицо светилось каким-то садистским наслаждением.

Не добившись успеха сначала уговорами, а потом грубостями и угрозами, сотрудница хотела надавить на него через начальство, но те уже отбыли на закрытую вечеринку где-то на Новой Риге, их телефоны не отвечали. Тогда она пришла ко мне. Мы с админом почему-то считались друзьями и я был ее последней надеждой.

Я нехотя согласился помочь. Я не верил в успех, но мне стало жаль ее. Ее, и мучительно разводящегося с женой Серегу, и вчерашнюю кошку… и себя, за то что не могу никому отказать. Мне было жаль всех, кроме ее клиентки. Не потому, что та мне не понравилась, отнюдь. Просто она, как бы получше выразиться… совершенно не нуждалась в моей жалости. Факт ее ночного приезда показывал, как много для нее значит эта сделка, но по ее равнодушно-презрительному виду я никогда бы об этом не догадался.

Клиентка сразу привлекла мое внимание, едва войдя в зал. И не только мое. К счастью, в баре царил полумрак и ее заметили только сидевшие за ближайшими столиками, иначе неловкой ситуации было бы не избежать. На нее бесстыдно пялились бы все без исключения. Лет сорока пяти, худая и остроносая, она выглядела необычно: жесткий ежик белых волос, брутального вида кольца с шипами в мочках ушей и симметричные кружевные узоры на щеках. Татуированное лицо ― это смело, что и говорить. Особенно для дамы ее положения: сотрудница шепотом сообщила, что ее муж ― долларовый миллиардер, и водит личное знакомство с несколькими президентами. Президентами других стран, надо полагать; ведь в нашей стране президент всегда один и тот же… и послезавтра мы снова идем за него голосовать, не помню уже, в который раз.

Клиентка выбрала место и села в кресло у столика во втором ряду от барной стойки. Она восседала неподвижным сфинксом, не притронувшись к принесенному официантом фужеру с шампанским. Я невольно наблюдал за ней, бросая взгляды украдкой. Она не смотрела ни на кого в зале и ни с кем не разговаривала, не считая пары фраз, которыми она перекинулась с нашей несчастной сотрудницей, когда та докладывала ей об очередной неудаче с Серегой.

Я тоже не преуспел. Если бы я считал выпитые им рюмки, я мог бы предсказать момент, когда наша «дружба» сменится предъявлением былых обид, по большей части надуманных. Но я не считал, поэтому отметил его постфактум. Я был обвинен в неискренности, равнодушии и нежелании сочувствовать его разводу. Было еще что-то, список моих провинностей рос; потом он вызвал на смартфоне такси, слез с барного стула и нетвердым шагом ушел в холодную мартовскую ночь ― в одном свитере, забыв куртку в гардеробе. Я терпеливо ждал его возвращения, надеясь, что он покурит и придет обратно. Спустя двадцать минут мое поражение стало очевидным. Я не слишком расстроился, ― и мне за это немного стыдно, ― потому что объявлять о провале следовало лично и это давало мне шанс рассмотреть нашу оригинальную гостью поближе.