Макото Синкай - Пять сантиметров в секунду

Словно отозвавшись на моё волнение, налетает ветер, треплет волосы и одежду, шелестит травой. В ответ начинает колотиться сердце, и я, чтобы заглушить его стук, иду вверх по холму, намеренно производя побольше шума.

— Эй, Тоно-кун!

Он замечает меня и, слегка удивившись, говорит громко:

— О, Сумида? Что-то случилось? Как ты меня нашла?

Я иду к нему быстрым шагом и отвечаю:

— Э-э-э… Я увидела твой «каб», вот так и нашла! Можно?

Себя я убеждаю в том, что ничего страшного не происходит.

— Ага, ну ясно. Очень тебе рад. Не видел тебя сегодня на стоянке…

— И я тебя там не видела! — говорю я, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал беспечно. Снимаю с плеча спортивную сумку и присаживаюсь рядом с Тоно. Ты рад? Ты правда рад, Тоно-кун? У меня слегка щемит в груди. Так бывает всегда, когда я оказываюсь рядом с ним. В голове проносится: тут оставаться нельзя. Я и не заметила, как на западе горизонт погрузился во тьму.

С каждым порывом ветер усиливается, на раскинувшихся далеко внизу полях мерцают огни. В школе, которая видится отсюда совсем маленькой, погасли ещё не все окна. По государственному шоссе мчится под пульсирующими жёлтыми светофорами одинокая машина. Гигантский белый ветряк при городском спорткомплексе вращает мощными лопастями. Облаков много, движутся они быстро, а в промежутках между ними видно Млечный путь и «летний треугольник». Вегу, Альтаир, Денеб. Завывает ветер в ушах, шелестит трава, потрескивают деревья, скрипят теплицы, дают грандиозный концерт насекомые, и все эти звуки перемешиваются. Сильный ветер понемногу рассеивает моё беспокойство. На холме густо пахнет зеленью.

Мы с Тоно сидим рядышком и смотрим на вечерний пейзаж. Моё сердце уже не рвётся из груди, оно бьётся ровно, и я искренне рада тому, что плечо Тоно почти касается моего.

— Ты решил, куда будешь поступать?

— Да. В университет в Токио.

— Токио… Ну конечно. Я так и думала.

— Почему?

— Мне казалось, что ты уедешь куда-нибудь далеко, — говорю я, сама удивляясь тому, что ничуть не переживаю. Я-то думала, что стоит мне услышать, как Тоно говорит об учёбе в Токио или о чем-то таком, как у меня в глазах потемнеет. Мы немного молчим, потом я слышу его добрый голос:

— …Сумида, а ты?

— Я?.. Да я толком не знаю, что со мной будет завтра! — говорю я откровенно, думая о том, как же Тоно сейчас удивится.

— Наверное, со всеми так.

— Да ладно?! Ты разве такой?

— Такой.

— Со стороны кажется, что ты всё для себя решил!

— Не-а, — он спокойно улыбается и продолжает: — Я только и делаю, что сомневаюсь. Думаю, что в конце концов я к чему-нибудь приду. А на душе неспокойно.

Сердце колотится. Оттого, что сидящий рядом мальчик думает о таких вещах, оттого, что он доверяет их мне одной, обрадованное сердце стучит как бешеное.

— Вот как. Понятно…

Сказав это, я бросаю взгляд на его лицо. Тоно уставился на далёкий огонёк. Он выглядит беззащитным, совсем как маленький ребёнок. И я осознаю, что по-прежнему люблю этого человека.

…Вот так. Это самое важное, самое яркое из того, что я поняла о себе. То, что я его люблю. Потому-то я и черпаю силы из слов, которые он говорит. Во мне нарастает желание благодарить — кого бы то ни было, где бы то ни было — за то, что Тоно есть на этом свете. Благодарить его родителей, благодарить Бога. Я достаю из сумки «Опросник профессиональных предпочтений», загибаю один угол, потом другой. Тем временем ветер утихомиривается, шелест травы стихает, умолкают цикады.

— …Это самолётик?

— Угу!

Сложив из листа самолёт, я запускаю его в сторону города. Он на удивление долго летит по прямой, потом, подхваченный порывом ветра, стремительно поднимается в небо и исчезает во тьме. Сквозь прореху в стане облаков за нами подглядывает ясный Млечный путь.

«Где тебя носит так поздно? А ну быстро в ванну, пока не простыла» — подгоняет меня сестра, и я плюхаюсь в тёплую воду. Первым делом растираю предплечья. Мышцы на них просто задеревенели. А ещё мои руки кажутся какими-то… ужасно тяжёлыми. Тоскую по лёгким, воздушным как пастила рукам. Удивительно: я смотрю в лицо собственным комплексам, нисколько не переживая. Телу тепло, сердцу — тоже. Я всё ещё слышу наш разговор на холме, спокойный голос Тоно, слова, которые он сказал мне на прощание. Они эхом отдаются у меня в голове, и по коже бегут приятные мурашки. Вдруг расплываюсь в улыбке. Думаю, не заболела ли я, и неожиданно для себя тихо выдыхаю: «Тоно-кун…» Отголоски имени легко разлетаются и растворяются в банном паре. Счастливая, думаю, какой же это был прекрасный день, и возвращаюсь к воспоминаниям.

На обратной дороге мы случайно увидели громадную фуру, которая ехала очень медленно. Тягач, такой огромный, что колеса у него были в мой рост, тащил длинный, как дорожка в бассейне, белый прицеп с гигантской гордой надписью:

NASDA / НАЦИОНАЛЬНОЕ КОСМИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО

За этой фурой двигались две такие же, в промежутках между ними ехали легковые автомобили и шли люди с красными сигнальными жезлами. Фуры везли ракету. О том, как это делается, мне рассказывали, но своими глазами я наблюдала за перевозкой ракеты впервые. Ракеты доставляют по морю в один из наших портов и неспешно, со всеми предосторожностями транспортируют под покровом ночи на южную оконечность острова, на стартовую площадку.

— Где-то пять километров в час, — сказала я, вспомнив, что мне говорили о скорости, с которой возят ракеты, а Тоно выдавил: «А-а…» — словно мои слова его чем-то ошарашили. Мы заворожено смотрели на еле ползущие фуры. Могла ли я допустить мысль, что мне вместе с Тоно посчастливится увидеть что-нибудь столь необычное?

Вскоре зарядил дождь. Летом это обычное дело: дожди начинаются внезапно, причём льёт как из ведра. Мы быстро тронулись с места и поспешили домой. Тоно ехал впереди, и его спина, освещаемая моей передней фарой и мокрая от дождя, казалась мне теперь чуть ближе, чем раньше. Ехать нам по пути; как обычно, мы вместе подъехали к моему дому и расстались у входа.

— Сумида, — сказал Тоно на прощание, подняв визор шлема. Дождь лил всё сильнее, мокрого Тоно освещали тусклые жёлтые лампы моего дома. Прилипшая рубашка очерчивала торс, и когда я смотрела на Тоно, у меня замирало сердце. Наверное, я выглядела точно так же — и у него тоже замирало сердце. — Спасибо тебе за сегодня. Иди скорее в дом, ты вся промокла.

— И тебе, и тебе! Извини, что я вот так вот, не спросясь…

— Но мы замечательно поговорили. Ну, до завтра. Береги себя, не простудись. Спокойной ночи.

— Ага. Спокойной ночи, Тоно-кун.

«Спокойной ночи, Тоно-кун», — еле слышно сказала я, сидя в тёплой ванне.

После ванны ужинаю тушёными овощами, жареной мохами [10] Так на Танэгасиме называют японскую рыбу-попугая (яп. будай, лат. Calotomus japonicas). и сасими из кампати [11] Японское название китайской лакедры (лат. Seriola dumeriti). Сасими (саш ими) — традиционное японское блюдо из морской рыбы. . Ужин такой вкусный, что я дважды прошу маму доложить в чашку риса.