Макото Синкай - Пять сантиметров в секунду

По внутренней стороне век плыли пятна разных форм. Кто-то когда-то говорил Такаки, что из-за давления, которое оказывают веки на глазное яблоко, оптический нерв «видит» свет, поэтому, как бы человек ни зажмуривался, оказаться в полной темноте ему не дано.

…Кстати, тогда-то у меня и появилась привычка забивать в мобильник сообщения, которые никогда и никому не отправлялись, подумал он вдруг. Поначалу это были мэйлы для одной девочки. Их переписка в конце концов сошла на нет, а адреса её электронной почты он не знал. Он перестал писать бумажные письма, но чувства к девочке не иссякли, и когда Такаки сам не мог в чем-то разобраться, он вводил сообщения в телефон, чтобы тут же, не отправляя, их стереть. Для него это был словно подготовительный период. Разбег перед тем, как в одиночку вырваться в большой мир.

Однако понемногу мэйлы перестали кому-либо предназначаться, они превращались в абстрактные внутренние монологи, и в итоге привычка исчезла сама собой. Когда Такаки это заметил, он подумал, что подготовительный период закончился.

Писем девочке он больше не писал.

От девочки писем тоже не было — и явно уже не будет.

…Погрузившись в размышления, он отчётливо вспомнил вдруг, как тогда, давным-давно, его охватывало жгучее нетерпение, и он рвался куда-то всей душой. Это чувство обрушилось на него с новой силой. В лёгком ошеломлении Такаки спросил себя: неужели он ничуть не изменился? Каким тупым, высокомерным, бессердечным он тогда был! «И всё же…» Такаки открыл глаза. По крайней мере, сейчас у него есть кто-то, кто искренне о нем заботится.

«Наверное, я всё-таки люблю Мидзуно», — подумал он.

При следующей встрече Такаки скажет ей о своих чувствах. Приняв твёрдое решение, он стал писать ответ на мэйл. Да, так и будет: они откроются друг другу. Как открылась ему Сумида в тот день, когда они попрощались.

В тот день в аэропорту Танэгасимы.

Видеть друг друга не в школьной форме было непривычно. Сильный ветер трепал волосы Сумиды, качал провода, тормошил листья финиковых пальм. Из её глаз текли слезы; она посмотрела на Такаки и, улыбаясь, сказала:

— Я так любила тебя, Тоно-кун. Я и сейчас так тебе благодарна. Спасибо.

Один из поворотных моментов в работе настал, когда Такаки трудился в компании уже третий год.

Дело было в проекте, запущенном ещё до того, как Такаки поступил на работу: долгое время перспективы проекта оставались туманными, и когда стало ясно, что достичь изначально поставленной цели не удастся, компания приняла решение поставить на нём крест. Нужно было, так сказать, расчистить поле боя после поражения: чтобы свести ущерб к минимуму, высшее руководство поручило Такаки разобраться в сложном комплексе написанных для проекта программ и отобрать те из них, которые могли хоть на что-то сгодиться. Иными словами, раз ты у нас такой умный, разгреби-ка вот эту кучу — примерно так.

Поначалу Такаки выполнял работу так, как проинструктировал его глава отдела. В результате ему пришлось продираться сквозь густой лес подпрограмм, и чем дальше, тем непролазной этот лес становился. Такаки попросил начальство позволить ему изменить тактику, получил отказ и целый месяц пахал как проклятый, каждый день задерживаясь на работе допоздна. На протяжении этого месяца Такаки делал то, чего хотело от него начальство, и одновременно пытался выполнить ту же работу средствами, которые казались наиболее эффективными ему самому. Прогресс был налицо, ликвидация проекта сдвинулась с мёртвой точки, но лишь благодаря придуманной Такаки методике. Он снова переговорил с начальством, на этот раз явившись с конкретными результатами на руках. Глава отдела грубо отчитал Такаки и распорядился впредь воздерживаться от какой бы то ни было самодеятельности.

Обескураженный Такаки стал присматриваться к коллегам и обнаружил, что все они делают ровно и только то, что велит им глава отдела. Ликвидировать проект таким образом было попросту невозможно. Начальные условия были оценены некорректно, из-за в корне неверного подхода работа встала, снежный ком проблем, одна сложнее другой, нарастал. Переоценка начальных условий проекта заняла бы теперь слишком много времени. С точки зрения высшего руководства следовало не тянуть резину, а думать о том, как свернуть проект побыстрее.

Окончательно запутавшись, Такаки пришёл на приём к топ-менеджеру, который поручил ему заняться проектом. Топ-менеджер внимательно выслушал объяснения Такаки, после чего сказал, что в итоге, поддерживая позицию главы отдела, он просит поторопиться с ликвидацией проекта. «Это что-то невероятное», — подумал тогда Такаки.

Больше трёх месяцев Такаки производил абсолютно бессмысленные действия. Он понимал, что глава отдела на свой манер хочет завершить проект успешно, но не мог безропотно следовать инструкциям, от которых ситуация только ухудшалась. Начальник всё время орал на Такаки, который — единственный из всего отдела — продолжал делать свою работу. Топ-менеджер давал понять, что он вроде как на стороне Такаки, и его молчаливое одобрение придавало Такаки сил. Такаки увязал в проекте как в болоте, все его достижения сводились на нет путаницей, которую день за днём создавали коллеги. Он стал чаще курить, а дома пил куда больше пива.

Однажды чаша терпения Такаки переполнилась, и он попросил топ-менеджера перевести его в другой отдел. Или же убедить начальника в том, что тот неправ. «Если всё останется по-прежнему, я уволюсь сам».

На следующей неделе глава отдела сменился. Пришедший ему на смену человек совмещал новую должность с курированием другого проекта и, считая дополнительные обязанности обузой, общался с Такаки подчёркнуто холодно, но по меньшей мере рабочие вопросы решал вполне рационально.

Так или иначе, Такаки наконец увидел хоть какой-то свет в конце туннеля. Зарываясь в работу, он всё больше отдалялся от коллег и трудился на износ. Продолжать в том же духе было невозможно. Он выжал себя досуха.

При таком раскладе свидания с Рисой Мидзуно были для него отдушиной.

Раз в одну-две недели Такаки по пути с работы домой заезжал на станцию Нисикокубундзи, на которой жила Мидзуно. Встречи назначались на половину десятого вечера. Иногда Такаки покупал Мидзуно маленький букет. Поскольку цветочный магазин неподалёку от работы закрывался в восемь, Такаки выскальзывал из офиса около семи, покупал цветы, запирал их в ячейке вокзальной камеры хранения, бегом возвращался на работу и трудился до половины девятого. Игра в секретность доставляла ему особенное удовольствие. После работы Такаки ехал на станцию, где его ждала Мидзуно; стоя в переполненном вагоне, он держал букет так, чтобы цветы не сломались.