Макото Синкай - Пять сантиметров в секунду

Поезд прибыл на станцию Синдзюку, и Такаки, шагнув на платформу, поневоле обернулся, чтобы бросить взгляд на опустевшее сиденье. Невозможно было избавиться от ощущения, что он, смертельно уставший человек в костюме, на самом деле остался сидеть в вагоне поезда.

Такаки подумал, что до сих пор никак не может привыкнуть к Токио. Ни к скамейкам на платформе, ни к выстроившимся в линию турникетам, ни к галереям подземного торгового центра.

В декабре настал день, когда после двух лет работы проект был завершён.

К собственному удивлению, сильных чувств Такаки по этому поводу не испытал. Он ощущал только копившуюся день ото дня усталость. Сделав перерыв на чашку кофе, Такаки принялся готовиться к уходу. В этот день он опять возвращался домой последним поездом.

Сойдя на станции Синдзюку и миновав турникет, он увидел тянувшуюся к западному выходу очередь на подземную стоянку такси и вспомнил наконец, что прошедший день был пятницей. Хуже того: это была рождественская ночь. В приглушённом вокзальном гуле Такаки различил доносившуюся откуда-то тихую мелодию Jingle Bells. Он решил не брать такси и дойти до дома пешком; оставив позади подземный туннель, который вёл в Западный Синдзюку, Такаки оказался в районе небоскрёбов.

В столь поздний час здесь, как обычно, было тихо и спокойно. Такаки шагал мимо оснований высоток. От станции к дому он всегда шёл одним и тем же маршрутом. Внезапно в кармане пальто завибрировал мобильник. Такаки остановился, сделал вдох, вынул телефон из кармана.

Это звонила Мидзуно.

Он не смог принять вызов. Почему-то не захотел. Исчезли все чувства, кроме одного: ему было плохо. Почему — Такаки не знал. Он застыл на месте, беспомощно глядя на жидкокристаллический экранчик, на иероглифы «Риса Мидзуно». Мобильник звенел и звенел, а потом, словно выдохшись, резко замолчал.

В груди вдруг стало жарко, и Такаки поднял глаза к небесам.

Половину неба занимала чёрная как ночь стена тонувшего в вышине небоскрёба. На ней светился десяток окон, ещё выше судорожно мигали красные предупредительные огни, над ними расстилалось беззвёздное небо мегаполиса. В следующий момент Такаки увидел мириады крошечных белых точек, медленно падавших с небес на землю.

…Снег.

Всего-то одно слово, подумал он.

Одно слово — но как же он хотел его услышать. «Всё, чего я искал, — это лишь слова, которые, кажется, так никто и не произнесёт. Я знаю, что моё желание насквозь эгоистично, но ничего не могу с собой поделать. Я вижу снег, который не замечал столько лет, и в самой глубине моей души словно распахивается дверь.» Стоило это понять, как он раз и навсегда осознал, чего именно ему недоставало так долго.

Слов, которые одна девочка сказала в тот самый день, давным-давно.

«Такаки-кун, у тебя точно все будет хорошо».

Акари Синохара нашла это древнее письмо, когда разбирала вещи, готовясь к переезду.

Письмо обнаружилось в картонной коробке, запрятанной в глубь шкафа. Створки коробки были заклеены скотчем с короткой надписью «СТАРЫЕ ВЕЩИ» — конечно, эти слова несколько лет назад написала сама Акари, — и любопытство заставило её открыть коробку. Внутри лежала всякая всячина, оставшаяся со времени, когда Акари училась в младшей и средней школе. Выпускное сочинение, заметки, сделанные во время школьных поездок, несколько номеров ежемесячного журнала для младшеклассников, аудиокассеты с какими-то записями — Акари забыла, с какими, — потускневший красный ранец, кожаный портфель, с которым она ходила в среднюю школу.

Когда Акари перебирала содержимое коробки, разглядывая каждую из вещей, которые так много значили для неё в прошлом, её охватило предчувствие: где-то тут должно быть и то письмо. Добравшись до самого дна коробки и найдя пустую банку из-под печенья, она наконец вспомнила. Ну конечно же: ночью после церемонии окончания средней школы она положила его в эту самую банку. Акари очень долго таскала письмо с собой, не решаясь вытащить его из портфеля, а после окончания средней школы избавилась от наваждения и запрятала письмо в банку из-под печенья.

Она сняла с банки крышку, достала тонкий блокнот, с которым не расставалась в средней школе, и вынула запрятанное между его страницами письмо. Первое написанное ею любовное послание.

Пятнадцать лет назад она хотела передать это письмо мальчику, в которого была влюблена, во время их первого свидания.

В тот день снег падал на землю в абсолютной тишине, вспоминала она. Мне только-только исполнилось тринадцать лет, мальчик, в которого я была влюблена, жил далеко, в трёх часах езды на поезде, и с пересадками добирался до назначенного места, чтобы со мной встретиться. Но из-за снегопада поезда ехали медленно, и в итоге мальчик опоздал на четыре с лишним часа. Я ждала его в маленьком деревянном здании вокзала: сидела на стуле перед печкой и писала это письмо.

Акари коснулась письма, и в ней ожили давно забытые беспокойство и одиночество. Ей и самой не верилось, что она может так ярко помнить те чувства, которые испытывала пятнадцать лет назад: как она боготворила этого мальчика, как хотела с ним встретиться! Эмоции нахлынули на Акари с такой силой, будто она и сейчас была влюблена: тлеющие в душе угольки вспыхнули столь ярко, что она изумилась самой себе.

Значит, я и в самом деле была по-настоящему в него влюблена, подумала она. Первое в жизни свидание, первый в жизни поцелуй… Мне казалось тогда, что после этого поцелуя мир стал совсем другим, не таким, каким был прежде. Вот почему я так и не передала мальчику своё письмо.

Все это случилось словно бы вчера — да, именно так, будто вчера! — думала она, продолжая вспоминать. Лишь кольцо с драгоценным камешком на безымянном пальце левой руки свидетельствовало о том, что прошло целых пятнадцать лет.

Той ночью ей приснился сон о давно прошедшем дне. И он, и она — ещё дети; тихой снежной ночью они стоят под сакурой и, задрав головы, смотрят, как медленно падают снежинки.

Назавтра на станции Ивафунэ кружила снежная пыль. Мела пороша, местами сквозь пелену облаков проглядывало синее небо; всё указывало на затишье перед бурей. Но снегопадов в декабре не бывало давным-давно. А такой снежной бури, как тогда, не случалось уже много лет.

Побыла бы ты до Нового года, сказала мама, и Акари ответила: мне столько всего надо успеть…

— Ты там, главное, корми его повкуснее, — сказал отец. Конечно, кивнула она — и подумала: как же мама и папа постарели! Но так и должно быть, скоро они станут пенсионерами. Что до меня, я уже в том возрасте, когда пора выходить замуж.

Они ждали поезд на Ояму, и Акари размышляла о том, как странно стоять на платформе рядом с родителями. Кажется, они не были на вокзале втроём с того дня, как сюда переехали.