Леонид Милош - Братья по крови

Вовка ошарашенно смотрел на улыбающееся лицо сидящего напротив мужчины. Действительно — он! Но почему он улыбается, ведь тогда так нехорошо получилось!

— Простите, я не знаю, как вас зовут… — неуверенно начал Вовка.　

— Сергей Александрович.　

— Вы уж меня извините, Сергей Александрович, я тогда, честное слово, не хотел вас… просто слишком дерзкий был, да и в отделении не хотелось оставаться.　

— Да чего там, — махнул рукой майор, — тогда все по-честному было.　

— Не совсем, — хмуро промямлил Вовка, — я ведь первый начал, неожиданно. А иначе у меня и шансов не было.　

— Да-а, — снова улыбнулся Сергей Александрович, — здорово ты меня тогда. Кому сказать, не поверят. Я ведь тогда в сборной ГУВД по боксу выступал, мастер спорта. Ну, а тогда все честно было, я же сам тебе разрешил без всяких правил, да и в уличной драке какие правила могут быть! Так что победу ты честно заработал, а я, между прочим, еще две недели вот с таким фингалом ходил. — Майор своей широкой ладонью показал, какой синяк был у него тогда под глазом.　

— Извините… — снова промямлил Вовка.　

— Но ты мне еще тогда понравился, Марголин, — резко переменил тему Ильин. — Настоящий мужик, за себя постоять можешь. К нам иногда такие крутые уркаганы попадают, а стоит как следует на них цыкнуть, так они сразу текут. А уж чтобы предложить выйти подраться, такого никогда не было… Ладно, давай ближе к делу. Я тут запрос в военкомат сделал… Значит, это ты тогда Трофимова спас? А потом на весь эфир Крапивина на три буквы послал?　

— Откуда вы «знаете?! — удивился Вовка.　

— Да я там рядом был, все слышал. На выручку к вам пробивались, а ты такой шустрый уже летел.　

— Не может быть! — опешил Вовка.　

— Может, все может, — спокойно ответил майор, — земля она круглая. Слышал такую поговорку?　

— Слышал.　

— Через неделю после той истории мое подразделение в засаду попало, жарко тогда нам всем пришлось. Трое суток отстреливались, ноги до сих пор от ран ноют.　

Вовкины глаза снова удивленно округлились. Он вспомнил, о чем писали тогда все местные армейские газеты. И вспомнил портрет этого человека. Так ведь это же — сам Ильин! Как он сразу не узнал его?!　

— Простите, а ваша фамилия Ильин?　

— Он самый.　

— Так это о вас тогда во всех газетах писали, да и в частях много говорили. Вам еще героя за тот перевал присвоили?　

— Было дело, — уклончиво ответил Сергей Александрович.　

О тех, кого тогда награждали званием Героя Советского Союза, в частях у них много говорили. И об Ильине тоже. Их подразделение попало в засаду. Душманы напирали со всех сторон. И тогда командир трое суток непрерывно отстреливался из пулемета, положив не меньше сотни духов. А когда подошло подкрепление, в его теле насчитали не меньше десятка пуль. И почти всех своих он тоже спас. Да, лихой мужик!　

Они несколько секунд молчали. Каждый вспоминал о своем. Потом Ильин тяжело поднялся из-за стола, вышел и сел рядом с Вовкой.　

— Вот что, Вова. Тебе, конечно, не позавидуешь, мать умерла, без квартиры остался. Насчет прописки я уже команду дал и связался с военкоматом, там у меня хороший приятель работает, тоже наш, афганец. Все необходимые документы он подготовит. С квартирой, думаю, тоже что-нибудь решим. Но дальше-то жить как собираешься?　

— Не знаю, — пожал плечами Вовка.　

— Не знаю, — передразнил его Ильин. — Тоже мне, афганец! Сейчас нашего брата не очень-то любят. Считают какими-то ненормальными, даже убийцами! Как будто мы по своей воле в Афган решили прошвырнуться?! Вон, по телеку до сих пор говорят, что там никакой войны нет, обычный мирный контингент наших войск стоит. Оказывается, мы там стабильность поддерживаем, только какую и в чем, никак не пойму!..　

Майор говорил, и Вовка прекрасно понимал его, видать, тоже наболело.　

— Я-то наших ребят прекрасно понимаю, — продолжал Ильин, — а вот другие — и не понимают, и не хотят понять. Для них афганец — уже преступник! Так что ты подумай, как дальше жить будешь.　

— Ну, если с пропиской вопрос решу, то найду какую- нибудь работу поприличней.　

Ильин посмотрел на парня долгим взглядом:　

— Слушай, а в милицию не хочешь?

— В милицию?! — удивленно протянул Вовка и уставился на собеседника так, словно тот ляпнул что-то невообразимое.　

— Да, в милицию. А что, мне лично такие ребята нужны.　

— Но у меня же нет образования!　

— Среднее у тебя есть, армию ты отслужил, и не где-нибудь, а в Афганистане, плюс боевые награды. Все в куче это кое-что значит. Ну, а потом пойдешь на заочное в школу милиции. Что скажешь?　

— Да я не против… но…　

— Что но?　

— Все как-то неожиданно. А в какое подразделение?　

— В уголовный розыск. Я сам там в свое время начинал. Там настоящая работа и настоящие мужчины. В общем, завтра, в десять утра я тебя жду. Для начала пойдешь стажером в двадцать седьмое отделение. Ну, а сейчас свободен.　

Вовка торопливо встал, вытянулся и по-военному четко отчеканил:　

— Есть, товарищ майор.　

Ильин протянул ему руку, крепко пожал и добавил:　

— Но смотри, Марголин, не подведи меня. Чтоб не пришлось краснеть.　

— Не подведу, Сергей Александрович, не беспокойтесь.　

Так Вовка попал в милицию. Наставником у него был старший оперуполномоченный, которого в их отделении все звали Палыч. Мужик он был тертый, в розыске больше двадцати лет, да и возраст уже ближе к пятидесяти. Семьи у Палыча не было, давно развелся, дети взрослые, поэтому все время, в том числе и выходные, он был на работе.　

В коллективе Марголина приняли хорошо. Новое дело ему нравилось. Не то, что грязные коробки таскать. Да и руководство видело, толк из парня получится. Молодец все-таки их начальник РУВД, может разглядеть хорошие кадры.　

Первое время Вовка сам удивлялся такой резкой перемене в своей судьбе. Ведь он уже одной ногой в колонии стоял, на ментов волком поглядывал, а тут вдруг сам с преступностью начал бороться. Да и в сознании у него что-то изменилось, он действительно стал смотреть на все окружающее другими глазами, чисто по-милицейски. По неопытности и молодости лет мир разделился для него на две краски — черное и белое. На хороших людей и тех, кто должен сидеть в тюрьме.　

Палычу частенько приходилось одергивать Вовку:　

— Вова, ты не спеши, не пори горячку. Если тунеядец и водку жрет, значит, он и соседку обокрал? А если не он?　

— Но ведь факты…　

— Да какие это факты, Вова! Собачья дрисня, а не факты. Кто-то где-то видел, кто-то чего-то слышал. Да на суде все эти факты по швам лопнут! Нет, давай-ка ты еще раз народ спроси, в скупки загляни, в местных кабачках поотирайся, понюхай, что к чему. А там видно будет.　

— Ладно, Палыч, как скажешь.