Леонид Милош - Братья по крови

— Я как возню услышала, сразу его взашей из комнаты вытолкала. Он мне, кстати, деньги за дочку предлагал, целую сотню!

— И что, ты отказалась? — весело усмехнулся Эдик.

— Разумеется.

— Я бы согласился, только за мою задницу никто и ломаного гроша не даст.

— Грязный ты мужик, Эдик, ох, грязный!

— Ладно, не дави на нервы. Лучше скажи, когда бородатый исчез?

— Я же тебе сказала, часа в два, может, три ночи. Пошлялся по кухне, тебя пытался разбудить, но ты дрых, как убитый, и он уехал.

Эдик самодовольно улыбнулся, почесывая небритую щеку. Настроение было отличное, хоть голова и раскалывалась пополам. Он вышел в коридор, снял телефонную трубку, набрал чей-то номер.

— Султан, это я, привет… Да все нормально. Слушай, есть дело. Найди срочно Жору с Фейрузом и дуйте ко мне… Потом все объясню, в общем, свалимся сейчас к одному приятелю, пощупаем его малеха, уж больно сладкий, ясно?.. Ну, тогда дуй скорее за ними.

Петрович приехал домой ночью. Ночь оказалась отвратительная. Две шлюхи, которых поимел Эдик, Петровича не возбудили. Ему захотелось с племянницей Эдика. Ему казалось, он влюбился в нее и даже готов жениться. Вот только Эдик спал слишком крепко. И тогда он пошел к ней в комнату и уже нырнул в ее постель, как подоспела эта карга и испортила все дело. Но ничего, он еще возьмет свое, она будет его.

По пьянке Петровичу каждый раз казалось, что он влюбился. По-настоящему, всерьез и на всю жизнь. Дверь открыла жена. Заспанная, в халате, она недовольно покосилась на пьяную физиономию мужа.

— Нагулялся?

— Я работал! — с вызовом бросил Петрович.

— Оно и видно.

— И вообще, какое твое дело! Я деньги зарабатываю, ясно?!

— Я их лично не вижу, твои деньги, одно только блядство!

— Пошла вон, дура! И вообще… я женюсь.

— Поскорее бы кончился этот дурдом, — проворчала себе под нос женщина и ушла в спальню.

Петрович достал из холодильника начатую бутылку виски, плеснул в чайную кружку.

— Все, завтра же женюсь на ней, — сказал вслух сам себе Петрович и опрокинул в себя содержимое чашки. Мозги окончательно поплыли в сторону, в глазах двоилось, и он медленно повалился на кухонный стол. Заснул.

Проснулся он на диване в большой комнате. Часы показывали два часа дня, голова сильно болела. Петрович с трудом вспоминал события вчерашнего дня… Эдик, девочки, пьянка… Как добрался домой и очутился на диване — не помнил. Не помнил совсем, как отрезало. Единственная мысль, которая тревожила мозг — машина. Кажется, он приехал на ней и оставил во дворе под окнами. Дверь, наверное, как всегда, не закрыл, сколько раз уж такое было! Петрович вскочил как ужаленный на ноги и подбежал к окну. Машина белым пятном сиротливо маячила внизу. Вздох облегчения вырвался непроизвольно. Нет, так пить больше нельзя, можно умом двинуться.

Петрович прошел на кухню, заварил себе крепкого чаю, есть совсем не хотелось. Во рту словно кошки нагадили. Потом быстро оделся — костюм, новая рубашка, галстук, лакированные туфли. Вчерашнюю одежду кинул на пол в ванной, пусть жена постирает. Она, кажется, ему вчера нагрубила, так вот пусть сегодня стиркой занимается, заглаживает вину.

Водительская дверца «Волги», конечно же, оказалась незапертой, хорошо еще ключи от машины он взял с собой Сел, запустил двигатель, включил радио. И. тут случилось такое, что Петрович от страха чуть не умер на месте. Откуда-то сзади к его горлу протянулась чья-то рука, холодное лезвие ножа неприятно коснулось кожи.

— Не дергайся, парень, иначе зарежу!

Этот приглушенный голос с акцентом заставил Петровича задрожать.

— Но что вам надо?

— Сиди смирно, не дергайся!

К машине приблизилась еще одна фигура, Петрович сразу заметил ее. Мужчина открыл пассажирскую дверцу и сел в машину, это был Эдик. Лицо небритое, серое, глаза смотрят с какой-то пугающей пустотой.

— Ну что, Андрюша, хотел соскочить от меня?

— Эдик? Это ты?! Но в чем дело?

— Это я тебя хотел спросить, в чем дело? Отпусти его, Султан.

Вторая часть фразы была обращена к невидимому собеседнику сзади, сжимавшему Петровичу горло. После этих слов хватка ослабла, нож исчез.

Тело Петровича била лихорадочная дрожь.

— Эдик, что случилось?

— Вчера у меня из квартиры пропали деньги, семьдесят тысяч. Они лежали в чемодане, в соседней комнате, а у сестры исчезли всякие золотые цацки.

Петрович ошарашено смотрел на Эдика.

— Как так?!

Эдик процедил сквозь зубы:

— Ладно, не ломай комедию, где бабки?

— Эдик, да ты что?! Да чтобы я! Да ни в жизнь!

— Где бабки, спрашиваю?!. Сука! — голос Эдика звучал напористо и жестко, а глаза, словно стволы пистолета, источали смертельную угрозу.

— Может, бабы сперли? — неуверенно предположил Петрович.

— Может быть. Напоили меня, суки, а когда я вырубился, обчистили. Это твои подружки, я знаю, а сцену знакомства там, у памятника, ты специально ломал. Ну что, фраерок, раскололи мы тебя?

— Эдик, да ты что?! — клинообразная бородка Петровича мелко затряслась, глаза испуганно забегали.

— Вот что, пацан, — жестко начал Эдик, и его глаза-стволы стали в упор расстреливать свою жертву, — ты нам тут дуру не вливай! Деньги эти с катрана взяты, у картежников. Если через два дня ты мне их не вернешь, тебе крышка, корешок, понял?! Я тебя лично, пидора гнойного, прикончу! — Эдик резко перешел на нервный крик. — Ты понял меня? На меня смотри, сука! В глаза смотреть! — и Эдик неожиданно врезал Петровичу мощную пощечину.

— Эдик… не надо… ты что…

— Деньги, сука, когда вернешь?!

— Это не я, поверь мне, это не я. Давай поищем этих проституток. Это они, это наверняка они сперли.

— А племянницу мою кто хотел изнасиловать, тоже они?!

При этих словах Петрович побелел, сердце, казалось, вот-вот остановится.

— Я не хотел… Эдик, дорогой, ну что ты… да разве я стал бы, я просто перепутал, понимаешь, перепутал. Хотел лечь спать, а там кто-то лежит… я даже и не думал.

— А сестре сотню за что предлагал, кого хотел трахнуть? Ты, гнида, я тебе сейчас горло перекушу! — И Эдик, дико вращая глазами, накинулся на Петровича, схватил его голову и впился в его горло зубами.

— А-а-а! — дико заорал Петрович. — Не надо! А-а-а! Больно!

Эдик оторвал от него зубами кусок кожи. Кровь обильно струилась из разорванной раны, заливая белую рубашку Петровича. Лицо Эдика тоже было перепачкано кровью. И от этого оно стало еще страшнее, еще ужаснее.

— Деньги давай, паскуда! Где ты их спрятал?!

— Да-да, хорошо. Я отдам, только не сразу. У-у-у, больно! Зачем так, Эдик?

— Я сказал, давай деньги! Или я оторву твои поганые яйца! — Рука Эдика схватила Петровича за пах.

— У-у-у! А-а-а! — завращал с мольбой глазами Петрович. Боль была невыносимой.

— Я тебе их раздавлю, понял, сучара!