Джанет Уинтерсон - Не только апельсины [litres]

Но никто не отобрал, и остановились мы, только когда миссис Ротуэлл повалилась на бок.

И тут я заметила, что Мелани к пению и танцам не присоединилась.

– А теперь проповедь, – крикнул пастор Финч, и мы расселись в предвкушении удовольствия.

Он поведал, как проходит его турне, сколько душ было спасено, сколько добрых душ, осаждаемых дьяволом, снова обрели покой.

– Я не из хвастливых, – напомнил он нам, – но Бог наделил меня могучим даром.

Мы согласно закивали. А потом он шокировал нас рассказами об эпидемии одержимости дьяволом, в настоящий момент охватившей северо-восток страны. Особенно пострадали Ланкашир и Чешир, не далее как третьего дня он очистил целую семью в Чедл Халме.

– В них демоны вселились. – Его взгляд заскользил по притихшей пастве. – Да, вселились, и знаете почему? – Он сделал шаг назад. Мы сидели тихо, как мыши. – Противоестественные страсти.

Паству пробрала дрожь. Никто из нас не знал наверное, о чем он говорит, но все знали, что это ужасно. Я глянула на Мелани, у нее был такой вид, точно ее вот-вот стошнит.

«Наверное, Святой Дух, – подумала я и чуть-чуть сжала ей руку. Она вздрогнула и уставилась на меня. – Да, определенно Дух».

Под конец этой великолепной проповеди пастор Финч призвал любого грешника поднять руку и тут же просить о прощении. Мы склонили головы в молитве, время от времени, поглядывая искоса, сработает ли. Внезапно на мою руку легла чья-то ладонь. Мелани.

– Я это сделаю, – прошептала она и вскинула другую руку над головой.

– Да, вижу твою руку, – тепло откликнулся пастор Финч.

По пастве пробежали возгласы радости. Добровольцев больше не нашлось, поэтому после службы все внимание сосредоточилось на Мелани. Впрочем, она-то его не хотела.

– Я чувствую себя ужасно, – созналась она.

– Не волнуйся, – весело отмахнулась проходившая мимо Элис. – Это гомеопатично.

Бедная Мелани. Она не понимала моих сестер и братьев во Христе, она просто знала, что нуждается в Иисусе. Потом она попросила меня быть ее наставницей, и я согласилась приходить к ней каждый понедельник, пока ее мама на работе в клубе. Мы ушли вместе: я – на седьмом небе, она – с сумкой полной брошюр о дарах Духа и советов новообращенным. Когда мы дошли до ратуши, мимо пронесся фургончик пастора Финча: окна были опущены, библейское радио ревело на всю катушку, а на крыше победно развевался флаг.

– Это его Флаг Спасения, – объяснила я Мелани. – Он его поднимает всякий раз, когда спасена еще одна душа.

– Давай сядем на автобус, – откликнулась она с толикой отчаяния в голосе.

Вот так вышло, что каждый понедельник я ходила домой к Мелани, и мы вместе читали Библию, а потом обычно проводили еще полчаса за молитвой. Я не помнила себя от радости: она была моей подругой, а к подобному я не привыкла, ведь до сих пор видела родственную душу разве что в Элси. Но почему-то тут все было иначе: дома я говорила о Мелани без умолку, а мама отмалчивалась. Потом однажды она притащила меня на кухню и сказала, что нам надо серьезно поговорить.

– Думаю, в церкви есть мальчик, который тебе нравится.

– Что? – переспросила я в полном недоумении.

Она имела в виду Грэхема, самого последнего из новообращенных, который переехал в наш город из Стокпорта. Я учила его играть на гитаре и старалась донести до него, как важно регулярно изучать Библию.

– Пришло время, – очень торжественно продолжала она, – рассказать тебе про Пьера и как я едва не кончила дурно.

Потом она налила нам обеим по чашке чаю и открыла упаковку печенья «Роял-Скотт». Я была заворожена.

– Гордиться тут нечем, и больше эту историю я тебе никогда рассказывать не буду.

В молодости моя мама отличалась упрямством и нашла себе место учительницы в Париже, что в то время было очень смело. Она жила неподалеку от улицы Сен-Жермен, ела круассаны и вела целомудренную жизнь. Тогда она еще не обрела Бога, но у нее были высокие моральные принципы. Однажды солнечным днем, ни о чем дурном не подозревая, она шла к реке и вдруг повстречала Пьера, или точнее Пьер спрыгнул со своего велосипеда, предложил ей свои луковицы и назвал самой красивой женщиной, какую когда-либо видел.

– Естественно, я была польщена.

Они обменялись адресами, он начал за ней ухаживать. Именно тогда моя мать испытала чувство, которого прежде не знала: смесь искрометной радости, трепета и легкомысленной беспечности – не только с Пьером, но повсюду, в любую минуту.

– Ну я подумала, наверное, это любовь.

Впрочем, это ее озадачило, ведь Пьер был не слишком умен и не слишком красноречив – только постоянно восклицал, какая она очаровательная. Может, он был привлекательным? Нет, полистав дамские журналы, она пришла к выводу, что и привлекательным он не был. Но чувство не проходило. Однажды тихим вечером, после ужина, Пьер обнял ее и стал умолять остаться у него на ночь. Она опять испытала те необычные ощущения, и, когда он прижал ее к себе, она была уверена, что никогда не полюбит другого, и да – она останется, а после они поженятся.

– Прости меня, Господи, но я это сделала.

Мама остановилась, обуреваемая эмоциями. Я попросила ее закончить историю и пододвинула поближе к ней печенье.

– Худшее еще впереди.

Пока она жевала свои роял-скотты, я строила догадки об этом «худшем». Может, я в конечном итоге все-таки не дитя Божье, а дочка какого-то француза?

Несколько дней спустя моя мать, испытывая стыд и беспокойство, отправилась к врачу. Она лежала на кушетке, а врач тыкал ей пальцем в грудь и в живот и спрашивал, не чувствует ли она головокружения и нет ли у нее «трепыхания в животе». Мама игриво объяснила, что она влюблена и часто чувствует себя странно, но причина ее визита не в этом.

– Вполне возможно, что вы влюблены, – сказал врач, – а еще у вас язва желудка.

Вообразите себе ужас моей мамы. Она отдала свою честь в обмен на заболевание. Она начала принимать таблетки, села на диету и ответила отказом на мольбы Пьера, который хотел ее навестить. Нужно ли говорить, что в следующий раз, когда они встретились – опять-таки случайно, – она не испытала ничего, совсем ничего, и вскоре сбежала из Франции, лишь бы его не видеть.

– То есть я?.. – начала я.

– Последствий не было, – быстро сказала она.

Несколько мгновений мы обе молчали.

– Поэтому просто будь осторожна: то, что ты считаешь сердцем, вполне может оказаться другим органом.

«Может, мама, может», – подумала я. Она встала и велела мне найти себе какое-нибудь занятие. Я решила пойти повидаться с Мелани, но как раз когда я подошла к двери, мама позвала меня назад, чтобы предостеречь.

– Не позволяй никому касаться тебя там, внизу. – И она указала куда-то на карман своего фартука.