Франц Холер - Стук [litres]

– Но Анна… разве она собирается выносить ребенка?

– Конечно, – сказал Томас, – она хочет этого.

– А ее учеба? Она же еще только на полпути.

– Она считает, что это возможно.

– Она тебя обманула? – спросил Мануэль, и это прозвучало жестко.

Томас покраснел:

– Нет, я… у меня кончились презервативы, и был как раз конец ее периода, так что это казалось полностью невероятным.

Он еще никогда не говорил с родителями о таком интимном, раньше они всегда подобного избегали.

– Но это же глупо, – сказал Мануэль, – ты едешь в Мексику и возвращаешься как раз к рождению ребенка, или как?

– Я еще не знаю сам, – признался Томас, – это произошло так неожиданно.

Это абсолютно исключено, сказал ему отец, он не должен питать никаких иллюзий, и женщина, с которой он знаком такое короткое время, не может стать женщиной всей его жизни, кем она, очевидно, очень хочет стать благодаря этому ребенку. Анна может так устраивать свою карьеру, это ее личное дело, но то, что это осложнит карьеру Томаса, это факт.

Это вовсе не осложняет его карьеру, возразил Томас, Анна, без сомнения, не зависит от того, будет он заниматься этим или другим проектом, и аборт – это не какой-то пустяк, здесь должна решать сама Анна.

Аборт вообще не проблема, тем более при таком сроке, парировал Мануэль, он даст ей адрес своего коллеги, который делает это безупречно, и одновременно сообщит, у кого она может получить справку, что это ей сделать необходимо.

– Зачем такая поспешность? – спросила Юлия. – Внук, ты знаешь, это же так прекрасно? – И затем, обратившись к сыну, продолжила: – Я буду, во всяком случае, поддерживать тебя и Анну, насколько хватит сил.

Ее глаза сияли при этих словах.

Мануэль отрешенно смотрел на свою салфетку.

«Это мне?»

Это было неожиданностью для Мириам. Анна придвинула к ней коробку, едва они присели на ступеньки набережной Лиммата.

Это было воскресенье после последней постановки пьесы «Леонс и Лена», и после полудня множество молодых людей, расположившись здесь, загорали, обнимались, курили или слушали музыку, сопровождая ее легкими движениями рук и ног или всего корпуса. Несколько поодаль сидел темнокожий в разноцветной шерстяной шапке и невероятно виртуозно постукивал пальцами по крошечному барабану. Было настолько тепло, что некоторые мужчины обнажились до пояса, а некоторые дамы – до своих бикини-лифчиков. Возле лодочной станции слышался плеск педалей водных велосипедов, и со стороны озера время от времени раздавались гудки пароходов.

Анна во время последнего праздника вчера вечером спросила Мириам, не могут ли они встретиться здесь сегодня.

Мириам открыла коробку, перевязанную красной лентой с золотой каемкой, и была восхищена. Там лежал рядом с прозрачным кульком шоколадных трюфелей маленький мягкий белый медвежонок.

– Как мило! – воскликнула Мириам. – Спасибо, Анна! – Она поцеловала подругу. – И трюфели, мои любимые!

Мириам открыла кулек, протянула его Анне, та вынула одну конфету, потом сама взяла себе одну.

– И чем я это заслужила? – спросила она, пока шоколадный шарик таял у нее во рту.

– Твоя инсценировка была очень важной для меня. Это была моя первая большая роль.

– Ты ее исполнила отлично, Анна, и, я думаю, у тебя большое будущее!

– Это будет моей последней ролью.

Мириам вздрогнула. Как это, что это, почему это, хотела бы она знать.

Она ясно поняла, ответила Анна, что она никакая не актриса.

Но нет, она, несомненно, актриса, уверяла подругу Мирам.

Нет, нет, твердила Анна, она поняла это на первой же репетиции, когда расплакалась из-за этой песенки. Она все это воспринимала слишком близко к сердцу. Ей не удалось соблюсти дистанции с ролью, которую ей пришлось исполнять. У нее нет ничего, кроме фигуры, на большее она не способна. И это ее убивает.

Но это придет со временем, это все рутинное дело, пыталась утешить ее Мириам.

Анна покачала головой:

– Самым трудным для меня было место: «Где твоя мать? Она бы не хотела тебя поцеловать? Ах, как это печально – быть мертвой и одинокой». Я не могла этого произнести, не думая о своей матери, я чувствовала все время комок в горле, я пыталась каждый раз сдерживать слезы… и все время этого боялась. Так играть нельзя.

– Но есть же другие роли.

– Гретхен? Детоубийца? Сольвейг из третьего спросила меня, не хочу ли я в ее премьере «Фауста» сыграть Гретхен.

– Ты была бы супер, я в этом уверена.

– Не уговаривай, Мириам, я летом переведусь в режиссерский класс. Я думаю, это то, что я смогу. В театре я бы хотела все равно остаться.

Да, режиссура доставляет удовольствие, согласилась Мириам, она это заметила сейчас, но при этом приходится переживать ничуть не меньше, пока сам не поверишь в то, что можешь реализовать свои идеи и что они чего-то стоят. Ей действительно очень жаль, что Анна не хочет больше играть на сцене, но если она все как следует обдумала, то, может быть, это для нее правильное решение – поступить именно так, хотя никогда не знаешь, чем это еще может обернуться.

Действительно, подтвердила Анна, этого никто никогда не знает, и она хотела встретиться с Мириам, чтобы с ней посоветоваться.

Решение Анны заняться режиссурой она находит вполне удачным, сказала Мириам.

– Речь идет вовсе не об этом, – вздохнула Анна, – есть более серьезная проблема.

Мириам удивилась:

– Что это еще за проблема?

– Я беременна.

– От Томаса? – тихо спросила Мириам и взяла подругу за руку.

Анна кивнула:

– Недоразумение. Не предохранялись в самом конце моего цикла.

Мириам была поражена. Долгое время она молчала, не отпуская руки Анны.

– Когда ты это узнала?

– Две недели назад.

– А Томас знает об этом?

– Да, и твои родители тоже. А теперь и ты.

– Хорошо, – сказала Мирам и погладила руку Анны. – И что теперь? Что ты собираешься делать?

– Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю.

Затем Анна рассказала Мириам, что сначала думала выносить ребенка, но потом Томас получил предложение пройти практику в Мексике, которая продлится с лета до Рождества, и тогда он вернется, вероятно, только к моменту рождения ребенка, и ей придется большую часть беременности выдержать без него, и вообще, как она с ребенком сможет продолжать учебу, а если ей взять отпуск летом, она пропустит один год, тогда возникает опасность, что она отстанет от своего курса. И кроме того, они еще никогда не говорили с Томасом о том, будут ли они всегда вместе, это было бы просто замечательно, но все это так не просто.

– Но ты же можешь избавиться от ребенка.

– Конечно же могу, и твой отец уже дал мне адрес своего коллеги и еще женщины-психиатра, которая может выписать мне соответствующую справку.