Франц Холер - Стук [litres]

Мануэль, стараясь стоять ближе к Юлии, произнес:

– Поздравлять вам надо ее – вон она идет. И прежде чем Мириам, направляясь в сторону родителей, подошла к ним, Леа Лозингер бросилась к ней наперерез, обняла ее и стала целовать, рассыпаясь в бесчисленных похвалах. Мириам сияла, она выглядела так, будто выиграла миллион и еще не могла осознать этого.

– Мама, папа! – закричала девушка. – Как здорово, что вы здесь! – И обняла сразу их обоих вместе.

– Я потрясена, – сказала Юлия, – так замечательно! Я рада за тебя.

– Весьма, весьма впечатляет, – добавил Мануэль, – теперь ты стала настоящим режиссером.

– Мне кажется, это понравилось всем, – улыбнулась Юлия, – отзываются только хорошо.

– Вы знаете что? – спросила Мириам. – Главный режиссер Драматического театра был здесь и спросил, нет ли у меня желания сделать инсценировку Фоссе для его «Шифбау».

– Мири, иди скорей сюда к нам! – крикнул актер, который играл Леонса, на нем теперь была широкополая красная шляпа, он взял девушку за руку и увлек в сторону.

– Пока! – крикнула на бегу Мириам.

Тем временем из колонок раздалась музыка, какой-то рок, что еще подняло уровень децибелов.

Мануэль наклонился к уху Юлии:

– Что ей предлагают инсценировать?

– Фоссе!

– Кто это?

– Мрачный молодой норвежец! Драма отношений и тому подобное! – перекрывая музыку, крикнула Юлия.

Когда молодые люди в своем углу начали танцевать и музыка стала совсем невыносимой, Мануэль и Юлия решили покинуть праздник.

– Я безмерно счастлива, – сказала Юлия, когда они ехали по Зеештрассе домой, – я никак не ожидала, что все так хорошо получится.

– Ты не верила в нашу дочь?

– А ты? Скажи уж честно.

– Для меня приятная неожиданность, да. Что она так самостоятельно обойдется с классической пьесой. Этот Мольер в Драматическом театре недавно был, пожалуй, не настолько хорош. Или я заблуждаюсь?

Юлия положила ладонь мужу на колено:

– Быть может, мы оба заблуждаемся, потому что это наша Мири.

– Этот парень там тоже называл ее Мири.

– Ты имеешь в виду Леонса? Быть может, она тоже его Мири, что мы знаем об этом?

– Его бы я не хотел иметь своим зятем.

– Это тебя смущает, правда, что наша дочь больше уже не твоя Мири?

– Нет, почему? – соврал Мануэль. – Она выросла. И это инсценировка была ее экзаменом. Теперь она может заняться практикой.

– Надеюсь, ей повезет.

– Во всяком случае, в комнате ожидания уже сидит молодой норвежец, – сказал Мануэль, посмотрел налево и свернул на дорожку, ведущую на Эрленбах.

Он вздрогнул.

– Что с тобой? – спросила Юлия.

– Нет, ничего. – И Мануэль и остановился перед красным светом.

Но все-таки было что-то, а именно опять все то же самое.

Снова трижды раздался стук в его внутреннем ухе.

Томас поздно вечером ехал в электричке в Эрленбах.

Он договорился с родителями о совместном ужине. Он волновался, ибо то, о чем он намеревался говорить с ними, было более чем серьезно, сегодня утром он получил неожиданное известие, скорее приятное, но он еще не определился, как к этому относиться, и еще ничего не сказал об этом Анне, которую он увидит только завтра утром.

Была середина апреля, и погода стояла почти летняя. Природа жила по своему собственному календарю. Яблоневые и грушевые деревья уже пережили пик своего цветения, во многих садах вдоль железнодорожной линии можно было видеть увядшие форзиции, магнолии уже потеряли свои розовые лепестки, зато повсюду – фиолетовые кусты сирени и светло-лиловые фигурные вишни, глицинии и ломоносы заполонили балконы и газоны у домов. Повседневной одеждой стали футболки. На футболке Томаса извергался вулкан Св. Елены.

В прошлую зиму снега почти не было. В Понтрезине только при массивной помощи снежных пушек можно было навести лыжный спуск из Диаволеццы до станции в долине, лыжни для гонок тянулись как искусственные снежные полосы через бурые луга, и туристические бюро организовывали прогулки с грилем возле высоко расположенных альпийских таверн, которые обычно оставались запертыми. Несмотря на это, многие сдавали путевки обратно, гостиничный бизнес прогорал, число продаж абонементов на подвесные горные дороги упало до катастрофического, единственными, кто оставался доволен положением дел, были закрытые плавательные бассейны.

Все плакаты с рекламой зимних видов спорта, на которых на фоне сверкающих горных цепей и взлетающих в воздух снежных искр изображались сноубордисты или лыжники, оставляющие свой след на девственных склонах, были признаны враньем, так как не хватало одной мелочи – снега. К Рождеству должен пойти снег, заявил в своем интервью в начале декабря представитель курортного бизнеса, как будто намереваясь предъявить ультиматум природе. Но снег не пошел ни к Рождеству, ни даже к Пасхе, эти дни уже благополучно миновали. Чтобы стало возможным провести традиционные гонки у Лауберхорна в Венгене, пришлось примешать полторы тонны минеральных удобрений к искусственному снегу, чтобы сделать его более стойким. Каждый фермер, который доставил определенное количество удобрений, должен был получить за это вознаграждение.

Чем дальше Томас изучал науку защиты окружающей среды, тем меньше он понимал людей. Факты были известны уже многие годы, но никто не хотел действительно что-то предпринять ни в личной, ни в общественной жизни. В Арктике уже тонули белые медведи, потому что не находили плавучего льда, который бы мог выдержать их вес. В его стране были готовы осудить отказ США от участия в Киотском протоколе, хотя она сама была далека от соответствия этим целям, и хотя федеральный президент Швейцарии на конференции по климату в Найроби предложил сократить выброс СО 2во всем мире, дома его парламент шестнадцать лет назад с четвертой попытки одобрил сохранение этого сброса, и от противников протокола можно было услышать тот же самый аргумент, который всегда был под рукой у президента Соединенных Штатов: это наносит ущерб промышленности. Томас спрашивал себя, стало ли бы все по-другому, если бы, выиграв предвыборную гонку, президентом Америки стал Ал Гор, фильм которого о климатической катастрофе в свое время всколыхнул весь мир, или и он бы также превратился в пламенного защитника краткосрочных экономических интересов.

Перед вокзалом стояли два «исузу-трупера», один джип «чероки», один «субару» с четырехколесным приводом и один «фольксваген», три автомобиля были с заведенными моторами, все в ожидании прибывающих, которых следовало развозить по домам. Как будто сразу же за деревней начинаются пустыня и болота, заросшие диким исландским мхом. И хотя случались робкие разговоры о повышенном налоге на эти столь же бесполезные, сколь и вредоносные типы автомобилей, политики всегда с редким единодушием выступали против.