Геннадий Руденко - Чабанка

— Ну расскажи, как все было.

— Родного брата Резуненко забирали в армию…

— В Советскую Армию у нас призывают, а не забирают, — Анисимов.

— …призвали. Он нас пригласил в пивбар пива выпить по такому поводу…

— Да уж, повод уважительный, — полный сарказма комментарий.

— …ну, мы выпили, а на выходе нас арестовала милиция.

— Вот так, ни за что?!

— Ага.

— Не может быть! Вы хулиганили, наверное, — одна из членок комитета комсомола.

— Да может такое быть, — другой.

— А ты откуда знаешь? — смех.

— Серьезней товарищи, в соответствии со временем, пожалуйста, — постучал ручкой по столу Игорь, — Сколько вы выпили?

— По два бокала пива, — врал я, не краснея, не буду же говорить, что пива было больше, а перед этим было еще вино, люди то передо мной просвещенные, Степу Лиходеева все помнят — «водку с портвейном, помилуйте, да разве можно-с?!».

— Да я бы не встал из-за стола после двух бокалов!

— Так это ты, Игорь. А для других это не доза. В общем так, Гену мы знаем, влепим ему строгоча без занесения. Вот и все, — предложил Серега Сёка, я его немного знал.

— У меня другое предложение, — весомо и очень медленно начал чеканить по словам Анисимов, а у меня увлажнились ладошки, — Комитет комсомола радиофизического факультета осуждает недостойный советского человека проступок комсомольца Руденко Геннадия, который работает на кафедре квантовой радиофизики радиофизического факультета Киевского государственного университета имени Тараса Григорьевича Шевченко с 1978 года и за это время проявил себя активным комсомольцем, принимающим участие в общественной жизни кафедры и факультета. Комсомолец Руденко является членом комсомольского бюро кафедры, членом редколлегии кафедральной стенгазеты, активным участником Дней Радиофизика, неоднократно защищал честь факультета на спортивных соревнованиях. С учетом вышеизложенного, а также учитывая положительную характеристику, выданную администрацией кафедры и искреннее раскаяние комсомольца Руденко, комитет комсомола считает возможным ограничиться строгим выговором без занесения в учетную карточку, — в комнате царила тишина, все и я в том числе, пытались достичь сути в монолитной формулировке секретаря. Первым достиг Сёка.

— Игорь, а чем твое предложение отличается от моего?

— Ар-гу-мен-ти-ро-ван-но-стью! — как камни выплюнул по складам Игорь Анисимов.

Пошла бы моя жизнь по другому пути и, скорее всего, таки под откос. Спасли меня тогда ребята, спас Игорь, спас Сёка, царство ему небесное. Альпинист, погиб в горах в конце восьмидесятых.

Ленкомната была забита, кроме наших комсомольцев на собрании присутствовали все прапорщики и офицеры роты, все два ротных члена партии, а также Кривченко и Балакалов от имени и по поручению центральной власти. Я повел собрание, на повестке дня только один пункт — персоналка комсомольца Алексея Близнюка.

Лешке дали слово, он заученно мямлил, что со своим товарищем они пишут в письмах юмористический рассказ, фантазируют, шутят, так сказать. Но сейчас он осознал, что шутка была глупой, что он подвел своих товарищей и больше так делать никогда не будет.

Дальше пошли выступления, многие Лешку вообще начали оправдывать, но это не входило в мои планы — так можно было все испортить, я дал сигнал и к жестоким изобличениям приступили комсомольцы УПТК. Юра Тё, Баранов и Войновский вовсю клеймили позором рядового Близнюка, не забывая при этом упомянуть и его заслуги. Осуждение звучало так яростно, что другие начали нападать уже на нашу бригаду. Встал Райнов и внес предложение — строгий выговор без занесения, сама формулировка была мною полностью содрана с памятного мне выступления Игоря Анисимова, сути за ее бюрократической монотонностью сразу никто и не расслышал. По инерции все продолжали оспаривать мнение бригады УПТК, уже требовали дать просто выговор, начался полный бардак.

— Молчать!!! — не самым демократическим образом слово взял замполит части — Какой не строгий?!! Тьху ты! Какой без занесения? Да здесь из комсомола надо исключать!!!

— А я согласен с вами, товарищ майор, — тихо так говорит Балакалов, сидя на подоконнике. После его слов воцарилась тишина.

— Гнать в шею, да. Вот только я думаю, а как мы сформулируем, за что мы выгоняем из комсомола рядового Близнюка?

— Ну так, это просто… там, за…ммм…

— Вот в том то и дело, товарищ майор, что ничего в вину поставить ему нельзя.

— Как это нельзя?!! Сейчас сформулируем…

— Я вот только одно смог придумать, — продолжает Балакалов.

— Ну так давай свое предложение, хули ты…

— Исключить мерзавца за разглашение военной тайны!

— Чего?!! — у майора один глаз стал уже второго, — какой, нах, военной тайны?!!

— Так он же пишет, что все офицеры Советской Армии всё время пьяные. А вдруг враг об этом ещё не знает?

Ленкомната взорвалась смехом, ржали все, комсомольцы, партийные и даже офицеры, на грани был и Кривченко, но должность расслабиться не позволила.

— Пошел ты на хуй, клоун, — уходя, майор с силой хлопнул дверью.

Лешка не просто отделался выговором без занесения, а еще и, неожиданно, вышел из этой глупой истории героем — как же самую главную военную тайну врагу выдал, Плохиш! Вот только я стал замечать, что они с Барановым действительно друг друга обнюхивают в разных местах. Странно. А Балакалова я страшно зауважал после этого.

А вы говорите, не в формулировке дело!

За кражу быка на комбата завели дело. Говорят, забрал бы себе — трибунал обеспечен, но так как он отдал тушу в солдатскую столовую, дело обошлось судом офицерской чести. Стройуправление округа понизило нашего майора в должности и уехал он от нас начальником штаба на Военветку — так называли один из одесских стройбатов в городе. Не прошло и недели, как вслед за комбатом исчез Эдик Луговой. Вот он был вчера на соседней койке, а на завтра его нет. Но так как шухера никто не поднимал, стало понятно, что без нечистой силы в лице самого Бочкарева тут не обошлось: служба службой, а бизнес — дело святое, чехлы для машин, производство которых наладил Эдик Луговой, были в тотальном дефиците.

Теперь я знал часть, часть знала меня. Если раньше виделось все в темных, угрюмых тонах, то теперь всё больше и больше проявлялись и другие краски. Мир многоцветен. Как расчесывает первые ростки на голове Серега Войновский: в зеркале видно, что глаза его смотрят не на волосы, а на бицепс руки, в которой зажата расческа. Сереге нравится, как бугрятся его мышцы, напрягаемые неадекватно прилагаемым к расческе усилиям. Как самозабвенно курит «Мальборо» Баранов, лежа на ворохе чистого белья у нас в каптерке. «Приму» он курит как слесарь, «Беломор» — как зек, а «Мальборо» — как ковбой, этак презрительно щуря глаза — нам понты дороже денег.