Геннадий Руденко - Чабанка

Место выглядело неуютным, наших бойцов поселили в фанерных домиках летнего лагеря, как их тогда называли, «труда и отдыха». Степи, поля, лесопосадка пирамидальных тополей, а под ними холодные, рассчитанные только на летнее проживание, неотапливаемые домики, пять или шесть. И всё. Более ничего из всех благ цивилизации только фанера, электричество и вода из колодца, но колодца одесского — воду туда заливают из цистерны, которую привозит раз в три дня грузовик. Из развлечений — восход и закат, последний наступает рано, а поэтому делать там после окончания дневных работ совершенно нечего, а ничегонеделание в армии самое страшное, что только может быть, для салобонов в особенности.

Лагерь был пуст, когда мы приехали, народ был в поле. Одиноко околачивался только Геныч Аграномов, в лесопосадке он пытался развести костер под чаном с водой.

— Меня назначили, типа, вечным дневальным. Вот в мои обязанности и входит подогрев воды перед возвращением парней с полей, — пояснил Геныч, — а попробуй ее подогрей, суку, если дров нет, нах. Тут пять домиков, два заняли солдаты, а в одном капитан Адаменко с прапорщиком из первой роты. Так я уже спалил все, типа нах, тумбочки из двух свободных домиков, сейчас с них, типа, фанеру начинаю сдирать, а она быстро сгорает, что дальше делать буду, не знаю.

— А деревья?

— Сухое давно уже все попалили, а сырое не горит.

— А чего ж тебя не поменяют, чего ты стал вечным дневальным?

— А я в первый же день, сука-падла, ногу вывихнул.

— Так вернулся бы в часть.

— Ага, отсюда вернешься… ты бы сам, Геша, Бога молил, чтобы вернуться.

— А мне то чего, белье поменяю и назад.

— Ну-ну, — Геныч с сожалением посмотрел на меня.

Маленький грязный заморыш на меня красавца в парадной форме одежды.

Предчувствуя недоброе, пошел я и нашел дядю Сашу.

— Дядь Саш, ты смотри без меня не уезжай.

— Дык, я ж чего, вместе приехали, вместе и уедем.

— Нет, ты дядь Саш, если скажут, мол, езжай сам, скажи приказ у меня, только с Руденко вернуться могу.

— Ну ладно, — не очень уверенно.

А вскорости подъехала бортовая машина и из нее высыпали наши бойцы, первыми деды, среди которых было много незнакомых мне взрослых заросших, небритых мужиков. Из кабины вылезли капитан с прапорщиком.

— Строиться, распиздяи!

Отряд нехотя медленно построился в две волнистые шеренги.

— А это что за чмо в парадной форме?

Капитан показался мне не совсем трезвым или обкуренным, его мутно-голубые глаза были совершенно пустыми, взгляд не сосредотачивался.

— Военный строитель рядовой Руденко. Направлен к Вам для смены постельного белья.

— Это ты каптёрщик в четвертой роте, что-ли?

— Так точно, товарищ капитан, — признаваться, что я уже не каптёр, я не стал.

— Ну вот и прибыло к нам могучее подкрепление, — обратился Адаменко к строю.

Строй одобрительно загудел:

— Одним салабоном больше, класс!

— Никак нет, не могу, товарищ капитан, у меня приказ вернуться.

— Ну если повезет, когда-нибудь и вернешься. Стать в строй, солдат!

— В какой строй?!

— Секи сюда, нерусский, ты в этом строю уже расквартирован. В строй, я сказал!

— У меня нет с собой умывальных принадлежностей. Я зубы не смогу почистить, — для меня это звучало очень серьезным доводом.

— Пальцем почистишь, если в жопе ковыряться не будешь! — капитан.

А сзади вдобавок из строя:

— У меня есть для тебя зубная щетка. Кожаная! — «острый» юмор строй поддержал счастливым хохотом.

— Я лицо материально ответственное, мое дело поменять по счету и сдать грязное белье старшине, — я продолжал стоять на месте, я хватался за соломинку.

— А ты слышал, хуй обуревший, что в армии выполняется последний приказ?

— А на чей лицевой счет запишут недостачу, на ваш? — я шел ва-банк.

Десять секунд капитан не моргая смотрел на меня, переваривая вопрос.

— Рядовой Охуенко…

— …Руденко…

— А мне по-ху-уй! Равняйсь! Смирно! Рядовой Охуенко, слушайте мой приказ: белье поменять и сдать рядовому Талиеву! Вы остаетесь в моем распоряжении, а Талиев завтра на этой же машине уезжает в часть, где и сдаёт белье старшине четвертой роты. …Стать в строй! — заорал он в конце.

Делать нечего, я стал в строй в первую шеренгу и сразу получил удар по почкам, а потом по затылку. С меня сорвали фуражку и вместо нее нацепили грязную, засаленную пилотку. Не привык я к такому обращению, однако развернувшись, увидел несколько наглых невинных ухмылок, а вот фуры своей ни на ком я не увидел. Адаменко все это наблюдал, но его это только развлекло.

— Разойдись, распиздяи! Меняйте белье во втором домике. Каптерщик, спать будешь в первом со свинопасами.

Я с помощью Геныча приволок тюки с чистым бельем во второй домик, там было очень темно. Меня просто оттолкнули от кучи и сколько я не пытался управлять процессом, ничего не получилось. На меня никто просто не обращал внимание, деды выбирали себе лучшее, меняли, брали сколько хотели, салабонам вообще ничего не досталось. Да они и не пытались. Атмосфера в домике была очень угрюмой, нависающей, тем более, что и освещения не было. Сквозь меленькие грязные оконца вечернее солнце дороги себе не находило или, может быть, брезговало.

С сильно похудевшими кулями с бельем я поплелся к новому пристанищу. В первом домике оказалось несколько моих знакомых, в том числе и Леня Райнов. Он мне сделал маленькую экскурсию. Домик был разделен на две части: ближнюю к входной двери и дальнюю. В первой, в большей части было светло, много окон, как на веранде и койки стояли свободно. Во второй широкой, но не глубокой части окон не было вовсе, а койки стояли просто в один ряд, впритык друг к другу, как нары в концлагерях, освещение предусмотрено не было.

— Туалета нет. Ходи до ветру, где хочешь, — учил меня Ленька, — горячая вода только для стариков, сам умывайся холодной, умывальник с пиписькой висит на задней стенке снаружи. Все салабоны живут во второй комнате, вповалку, а деды в светлой части. Главные здесь деды-молдаване из нашей роты, но ты их не знаешь, они все со свинарника, у них сплоченная команда, два года вместе. Дедов намного больше, это наша главная проблема…

— Гоняют, бьют?

— И не только… Не замечаешь, что во мне изменилось?

Я посмотрел на Леню внимательней, действительно, что-то было не так.

— Да все просто: очков на мне нет.

— Ну и? — не понял я.

— У меня минус три с половиной, я без очков вообще ни хрена не вижу. Я их специально в колодец выбросил, сказал, что они с меня слетели, думал в часть отправят, новые заказывать. А Адаменко только посмеялся. Он же понимает, что всю работу делают салабоны, мы у него наперечёт. И тебе теперь не выбраться, — обнадёжил меня в конце Леньчик.