Розамунда Пилчер - Возвращение домой [litres]

Он стоял и ждал, высокий, представительный мужчина в толстом темно-синем пальто, котелке и кожаных перчатках. В руке у него был не традиционный зонтик, а трость, ставшая для него как бы третьей ногой, без которой ему до сих пор было трудновато передвигаться. Особую трудность представляли лестницы и ступеньки. В другой руке он держал темно-зеленый пакет из «Хэрродза», в котором лежали бутылка хереса, коробка сигар и шелковая косынка – подарок жене. В других магазинах Руперт всегда как-то терялся, чувствовал себя неловко и униженно, но делать покупки в «Хэрродзе» было для него удовольствием – все равно что тратить деньги в элитарном мужском клубе, где все тебе знакомо.

Он уже начал отчаиваться, когда на другой стороне улицы появилось наконец свободное такси. Руперт проголосовал ему рукой с пакетом; подними он трость, мог бы запросто потерять равновесие и упасть. Таксист заметил его, аккуратно развернулся и подъехал.

– Куда ехать, сэр?

– В клуб «Кавалерия», пожалуйста.

– Садитесь.

Нагнувшись, чтобы открыть дверцу, Руперт бросил случайный взгляд на поток пешеходов… и совершенно забыл о такси и обо всем остальном. Его внимание привлек молодой мужчина, идущий по тротуару в его сторону. Высокий, почти с самого Руперта ростом, обтрепанный, небритый и худющий. Кожа да кости. Было в нем что-то смутно знакомое. Потертая кожаная куртка с поднятым воротником, на который спускаются густые черные волосы, старые серые фланелевые брюки, стоптанные нечищеные ботинки. Он нес коробку, из которой торчали листья сельдерея и горлышко бутылки, а темные, глубоко посаженные глаза смотрели прямо вперед, как будто этого человека не интересовало ничего, кроме направления его пути.

Секунд через пять он поравнялся с Рупертом. Еще мгновение – и он растворится в толпе прохожих. В последний момент Руперт прокричал ему вслед:

– Гас!

Человек резко остановился и замер, как будто ему выстрелили в спину. Чуть помедлив, он обернулся и увидел Руперта, стоявшего у такси. Их взгляды встретились. Прошло несколько долгих секунд. Потом Гас медленно пошел назад.

– Гас! Я – Руперт Райкрофт.

– Я знаю. Я помню.

Вблизи его наружность оставляла еще более неутешительное впечатление – заросшее темной щетиной лицо делало его похожим на бродягу. Руперт знал, что Гас был в плену у японцев. Что его считали погибшим, а оказалось – он жив. Но больше он не знал ничего.

– Ты думал, я погиб?

– Нет, я знал, что ты уцелел. Я женился на Афине Кэри-Льюис, и до нас дошла весть из Нанчерроу. Чертовски рад тебя видеть. Что ты делаешь в Лондоне?

– Да так, ничего.

Таксисту надоело ждать, и он вмешался в разговор:

– Так вы едете, сэр?

– Еду, – холодно ответил Руперт. – Потерпите еще капельку.

Он снова повернулся к Гасу:

– Куда ты направляешься?

– На Фулем-роуд.

– Ты там живешь?

– В данный момент. Мне оставили квартиру во временное пользование.

– Как насчет того, чтобы пообедать?

– Со мной?

– С кем же еще?

– Спасибо за приглашение, но вынужден отказаться. Ты со мной сраму не оберешься. Я даже не брит.

Но Руперту внезапно стало ясно, что если он сейчас упустит Гаса, то потом уж не найдет его никогда. Он стал настаивать:

– У меня весь день свободный, никаких дел. Почему бы нам не поехать к тебе? Приведешь себя в порядок, а потом посидим в каком-нибудь пабе. Поговорим, поделимся новостями. Много воды утекло…

Но Гас все не решался.

– Я живу в довольно неказистом месте…

– Это не важно. Больше никаких отговорок.

Настало время действовать. Руперт открыл дверцу такси и посторонился:

– Давай, старина, залезай.

Гасу ничего другого не оставалось, как сесть в машину; он передвинулся на дальний край сиденья и опустил свою коробку на пол между ног. За ним, чуть медленнее, в такси забрался Руперт и, осторожно поставив свою ногу в удобное положение, захлопнул дверь.

– Так, значит, в «Кавалерию», сэр?

– Уже нет. – Руперт повернулся к Гасу. – Говори, куда ехать.

Гас назвал шоферу свой адрес, и они влились в поток автотранспорта.

– Тебя ранило, – сказал Гас.

– Да. В Германии, всего за несколько месяцев до конца войны. Я потерял ногу. Откуда ты знаешь?

– Джудит мне рассказала. В Коломбо, когда я возвращался домой.

– Джудит, ну конечно.

– Ты уже не служишь?

– Нет. Мы с Афиной живем в Глостершире, в имении моего отца, в своем доме.

– Как Афина?

– Как всегда.

– Все так же обворожительна?

– О да.

– И у вас, если мне память не изменяет, маленькая дочь?

– Клементина. Ей уже пять лет, Афина опять ждет ребенка, должна родить весной.

– Лавди мне писала и сообщала все семейные новости. Поэтому я в курсе. Чем ты занимаешься в Глостершире?

– Учусь вещам, которые должен был освоить давным-давно: как управлять имением, фермами, следить за лесными угодьями, организовывать охоту. После армии я понял, что совершенно не подготовлен к мирной жизни. Я подумывал пойти в агрономический колледж в Киренсестере, но потом у меня возникла мысль направить свои скромные способности в другое русло.

– И в какое же?

– В политику.

– Боже правый!.. – Пошарив в кармане куртки, Гас вытащил сигареты и зажигалку. Он прикурил, и Руперт заметил, что руки у него дрожат, а длинные пальцы покрыты бурыми табачными пятнами. – Откуда такая мысль?

– Не знаю. Хотя нет – знаю. После госпиталя я посещал семьи кое-кого из моих погибших однополчан. Люди, с которыми мы вместе сражались, с которыми я прошел всю Западную пустыню и Сицилию. Порядочные люди. А семьи их живут в таких жалких условиях, прозябают в нищете. Промышленные города, дома впритык, коптящие трубы, сплошная грязь и мерзость. Впервые в жизни я увидел своими глазами, как живут простые люди. Признаться, мне стало просто дурно. И я захотел сделать что-то для того, чтобы положение изменилось. Изменилось к лучшему. Чтобы все люди в нашей стране могли жить достойно. Быть может, это звучит несколько наивно, но я чувствую, что именно в этом заключается дело моей жизни.

– Флаг тебе в руки, раз ты думаешь, что способен что-то изменить.

– Этим утром я встречался в палате общин с председателем консервативной партии. Нужно, чтобы меня выдвинули в кандидаты от какого-нибудь избирательного округа. Пусть даже это будет оплот лейбористов, где мне не победить никогда в жизни, зато – хорошая практика. Ну а потом, со временем, если все пойдет хорошо, – стану членом парламента.

– А что Афина обо все этом думает?

– Одобряет.

– Так и вижу, как она сидит на трибуне консерваторов в цветастой шляпке.

– Все это еще, однако, в отдаленной перспективе…

Гас потушил сигарету и наклонился к водителю:

– На правой стороне улицы, сразу за больницей.