Роберто Котронео - Отранто

«Синьора, вы столько сразу хотите знать. И ведь я вал обо всем говорил, только вы не хотите верить, вас это пугает. Днем, при ярком солнце, вы видите тех, кого на самом деле нет. По ночам они вам снятся. Когда вы приехали, кое кто подумал, что вы вернулись, и поэтому вам ничего hi надо объяснять, вы сами все знаете. Почему вы спрашиваете меня о вещах, которые сами знаете? Почему они Bai пугают? Что я могу вам сказать? Что меня сразила дурная судьба? Что моя жена так и не поняла, почему у нас не было детей? Я ведь не мог объяснить ей, что беда шла издалека. Потому что здесь, в Отранто, внутри городских стен, все имеет давнюю историю. И вы тоже. И я не верю, что вы об этом не знаете. Все об этом знают».

Что еще спросить? Действительно ли та женщина, что бесцельно бродила в стенах города, была моя мать? Не было смысла спрашивать. Теперь я это знала и была в этом уверена. И не было смысла задаваться вопросом, куда она исчезла. Я знала, что она здесь, и ждала встречи с ней лицом к лицу при ярком солнце, в полуденный час.

«Все это знают, синьора. Здесь время остановилось. Оно остановилось двенадцатого августа. Понимаете, это чудо. Мучение все изменило. Даже камни домов теперь другие. Вы назовете меня невеждой, потому что камни не могут ничего помнить. Но здесь все по-другому. Этот город словно был накрыт горящей лавой. А потом его откопали таким, как он был. Здесь беда пришла с моря. Знаете, что в ясные дни, когда видно Албанию, с моря доносятся крики? Говорят, это кричат дети, которых турки резали первыми. Это не составляло труда, ведь они были самые слабые. А взрослые мужчины и женщины Отранто при виде кровожадных злодеев так напугались, что не нашли в себе сил бороться с ними. Их парализовал страх. И теперь, когда из-за моря видно землю, откуда они пришли, мы слышим крики. Когда земля исчезает, голоса стихают. Я тоже однажды слышал эти крики, потому я и боялся моря».

Больше он ничего не сказал. Не дожидаясь следующих вопросов, он отвернулся и медленно пошел прочь. Прежде чем завернуть за угол, он как-то передернулся и остановился. Несколько мгновений он не двигался, и я сделала несколько шагов за ним, решив, что ему плохо. Но он чуть обернулся, словно проверяя, что происходит у него за плечами, и двинулся дальше с резвостью, которой я от него не ожидала. А потом наступила тишина, и все вокруг меня, казалось, замерло, даже ветер. Такая тишина не могла наступить ни в каком другом месте. И я уселась ждать, впервые без страха, впервые почувствовав в себе силу, которую раньше не могла и вообразить.

Где же я теперь буду ждать чужестранку? Теперь, когда ее настигли волны всех морей, а голоса увели далеко. И свет открыл ей необыкновенные пейзажи. Теперь она умеет бродить по Отранто, как мы. Она стала одной из нас. И ее шаги кажутся все легче, спокойней и молчаливее.

Сейчас, когда я поджидаю чужестранку в том месте, которого она не знает, я чувствую, что небо меркнет. И души бегут из города.

Я вижу, как они толпятся на молу, кружат по стенам. Я прошу их, быть осторожнее и не показываться всем сразу. А они отвечают мне вопросом: какая судьба ей уготована? Что с ней делать? Что ее ждет?

Ответа нет. Нет света, что сможет прояснить эту тайну. Никакой демон не сможет остановить всадника в короне.

Я вижу, как он, словно стрела, летит на своем коне, почти задевая живых, а они идут по своим делам, как ни в чем не бывало. Корона его сверкает. Только чужестранка, кажется, видит его и отстраняется, чтобы он ее не сшиб.

Не все призраки себя обнаруживают. Но на этот раз я была уверена, что разговаривала с фантомом. Я поняла это, когда он меня коснулся: его тело оказалось мягким и пустым, словно я потрогала подушку. Не все призраки говорят, но у них есть голоса. Мама сказала однажды, что слышала «голоса, но они не складывались в слова». Может, когда она оказалась здесь, они ей явились, показались. А может, моя мама сама была фантомом, и серое, холодное море поглотило ее, чтобы она смогла потом достигнуть Отранто и явиться всем. А вдруг мне все это приснилось, и я никогда не покидала детской в Амстердаме, с окнами на улицу, где вдали виднелся парапет канала? И город этот я себе напридумывала и никогда в нем на самом деле не была. Ведь я же видела его во сне: мне часто снилось, что я собираюсь сесть на поезд до Отранто, и не сажусь. Но все эти рассуждения — лишь защитная реакция. Кто же был старичок? Призрак того человека, что заплатил за свою голову золотом?

Я усомнилась в том, что действительно нахожусь в Отранто и говорю с людьми из плоти и крови. Не знаю даже, принадлежу ли сама к живым, действительно ли я реставратор, голландка, и в самом ли деле привела в порядок мозаику кафедрального собора. На днях я вышла из дома и, проделав метров сто, остановилась перед журнальным киоском и пристально уставилась на киоскершу, пытаясь определить, призрак она или нет, и не заговорит ли со мной о мучениках. Может, она тоже что-то знает? Купив какой-то журнал, я взглянула на путеводители по Отранто и книги о мозаике. Самая большая называлась Загадка Отранто. И мне пришла на ум мысль, что моя собственная загадка близка к разрешению. Но уж теперь я знала наверняка, что ничего не смогу сделать, только ждать. Ждать, пока все кончится. Я не пыталась добраться до смысла происходящего, не искала ясных ответов. Я лишь просила моих демонов не переворачивать мою жизнь до основания и не уговаривать меня следовать за ними. Но то были мысли, не подвластные никакой воле. Киоскерша подала мне журнал и взглянула на меня, кивнув в знак приветствия. Заметив, что я разглядываю книги, расставленные в ряд на прилавке, она сказала: «Вы, должно быть, все знаете о мозаике. В честь открытия мозаики сегодня архиепископ должен служить мессу. Об этом напечатано в газете».

Месса, я же позабыла о мессе. Я оставила журнал на прилавке и бросилась бежать. Как же я могла забыть и не увидеть ничего особенного, выйдя из дома? Месса с архиепископом. Не успели эти обрывки мыслей промелькнуть в моей голове, как я была уже у бокового входа в собор. Но с этого входа внутрь я не вошла, а отправилась к главному. Площадь была абсолютно пуста, словно вообще ничего и не происходило. Я вошла, но внутри тоже никого не было. Может быть, киоскерша перепутала? В соборе молились две старушки; одна преклонила колени неподалеку от алтаря, другая с покрытой головой стояла рядом. Направляясь к капелле мучеников, я слегка задела ее. Я знала, что день был тот самый, но теперь не стала задавать себе вопроса, что происходит, потому что понимала, что надо предоставить событиям идти так, как они идут, не пытаясь угадывать их наперед. Я уселась на скамью, взглянула на свои ноги и обнаружила, что они касаются как раз Вавилонской башни. Я невольно улыбнулась, вспомнив свой странный бред, когда я говорила на языке, которого не понимала. Мозаика и вправду была закончена, но я так и не поняла до конца, над чем работала. Теперь мозаика виделась мне как вечное возвращение вне времени. Это не был памятник искусства, который надо спасать, это была история, где надо было все расставить по порядку. Я взглянула вглубь собора, но и там никого не было. Лучше бы я сюда не возвращалась. Я снова почувствовала странное несовпадение того, что творилось со мной, и того, что чувствовали остальные. У меня не было уверенности, не было точек опоры, я жила в городе призраков и больше не была способна правильно воспринимать окружающее, даже простые слова киоскерши.