Макс Неволошин - Срез

Где-то сдержанно загудел лифт.

— Кстати, о воздухе… — Фомин приоткрыл окно, достал сигареты.

Зябкая радость сквозняка. Дождь, зависший капроновой сетью. Эскиз площади внизу. Вкусный «Честерфилд»… Пиво в системе. Друг. Чего вам еще?..

Вид делила надвое стела, увенчанная фигурой с крыльями в поднятых руках. Символ местных, ныне убиенных, авиазаводов. Остроумцы наградили стелу кличкой «Паниковский». Левее нарушал баланс пятиэтажный куб с флагом. Такой же белый, как элитная высотка, скрывающий примерно тех же людей. Далее — распахнутая лестница к набережной. Волга, недавно скинувшая лед. По хмурой, заспанной воде бойко двигались плавсредства. Гудки и птицы рвали туман. Весна…

— Что у тебя с работой? — голос Фомина извлёк Славика из приятной задумчивости, окунув в неприятную реальность. Славик учительствовал в деревенской школе за Волгой.

— Отстранили до выяснения. Они выясняют, а зарплата идет.

— Что выясняют-то?

— Был я пьяный или нет.

— Ну и?

— Доказать это нельзя без медицинской справки. Я с адвокатшей говорил. Осмотр был? Нет. Прогул был? Нет. Теперь они, значит, ищут на меня компромат. Копают мои бумаги, журналы, учебные планы. Школьников трясут: может я обидел кого.

— А ты обидел?

Славик вздохнул.

— Попал случайно одному… указкой по башке.

— За что?

— Он Достоевского в жопу послал. Прикинь? Идите, — говорит, — в жопу с вашим Достоевским. Нашел о ком писать: мокрушник и скокарь. Их у нас в поселке через одного… Дай-ка сигарету.

— Боишься?

— Не-а. Надоело. Прорвемся как-нибудь, — Славик в три глотка уложил полбутылки.

— Вот. Поэтому тебе чужда моя идея страха. Ты… — Фомин щелкнул пальцами, отыскивая нужную фразу, — ты нечувствителен к…

— Трансцендентности бытия?

— Вроде того. Я бы на твоем месте извелся. Но у тебя другие проблемы. И все-таки я убежден: люди пьют от беспокойства. От неуверенности. По-крайней мере начинают. Вот смотри: я по детству чего только не боялся…

— Например?

— Воспитателей. Хулиганов. Насекомых. Смерти…

— Как удивительно.

— Ты не понял. Боялся, что забьют в ящик. Закопают, и лежи там один в темноте. А личинки тебя медленно едят. Я еще думал: хорошо Ленину. Светло, люди кругом. Почетный караул…

— Хэх! Ну ты, брат, даешь!

— Ага, смешно. Я когда в первый раз похороны увидел, год без включённой лампы заснуть не мог.

Шахта мусоропровода лязгнула. С шумом пронеслись отходы чьей-то жизнедеятельности.

— И девчонок боялся… — Фомин скривился.

— Ты? Да ты гонишь.

— Мм-мм. Я еще не пил тогда. Увижу где на танцах занятную кукленцию. Охота пригласить, а сам… Стою пеньком и думаю: откажет — катастрофа. Согласится — еще хуже. Ее тем временем уводят, или музыке конец. Иной раз вытянут меня на дамский танец. Топчусь, как деревянный, язык жую. Друзья издевались, подонки. Но потом мне объяснили: стакан вина — и ты герой. Небо и земля, Слава. Никакого стеснения. Язык работает как автомат и все по теме. Руки не отстают. Самочки посыпались штабелями. До сих пор остановится не могу.

— Эта часть нам известна.

— Нда… Но сломала меня другая история. Выпивали с пацанами на седьмое ноября. У меня свободный флэт образовался. Это класс девятый. Старшие ребята купили нам водки и чернил типа «Листопада». Я водки до того не пил, развезло. И остальные забалдели, короче, без девушек никак. А у меня тогда появилась одна, Света, жила через двор. Знаю, что она дома. Да не одна — с подругами. Телефона нет, придется идти. Плохо, что в ее доме шпаны как грязи. Мне долго везло, умел их обогнуть.

Прихватил бутылку вина, сигареты и — на улицу. Нараспашку, без шапки, чтоб освежиться. Во дворе прохладно. Стемнело уже. Захожу в подъезд — опа… Три районных отморозка: Платон, Матвей и Сола. Из тех, которые рождаются в наколках. Под кайфом, глаза нулевые. Хотя Платон и без кайфа — увечный на всю голову. У него, знаешь, фишка была: креативно сходить по нужде. В чей-нибудь ранец, например, или почтовый ящик. Или в таз с замоченным бельем. Как-то облегчился в графин секретаря комиссии по делам несовершеннолетних. Дама вышла на минуту, а он успел. Его потом, я слышал, зарезали в колонии. Большая услуга обществу. Остальные двое чуть вменяемей, но только на фоне Платона.

И вот что я тебе скажу. Трезвый я бы мигом сделал ноги.

А тут — охренеть! — нету страха, один кураж. Иду мимо них спокойно так, без ускорения. Даже кивнул Матвею, он в параллельном учился. Уже на лестнице слышу:

— Эй! Ну-ка иди сюда.

Платон, сука. Возвращаюсь, опять-таки не спеша. Здесь главное не спешить. У них реакция на страх, как у зверей. Но опять чувствую — не боюсь. Первый раз в жизни не боюсь этих уродов. Ну дадут в глаз, куртку почикают ножиком. Да плевать!

— У тебя курить есть?

— У меня, — говорю, — и выпить есть. Отметим?

Достаю бутылку, открыл, глотнул пару раз. Протягиваю им. Они ее по кругу, — раз — и нет бутылки. Вынимаю «BТ», на праздник берег. Пропали, — думаю, — сигареты. А, хрен с ними… Закурил.

— Угощайтесь, пацаны.

— О, интеллигентские…

Отсыпали половину. Сола последним угостился. И сует пачку в карман. Матвей ему:

— Отдай человеку, не греши.

— С какого?

— А чё, нормальный пацан. Тебя Фома что ли зовут?

— Куда идешь?

— К Светке. С пятого этажа.

Знаю, тут проблем не будет. Правильная девушка, не их контингент.

— Аа, у неё собачка такая… мелкая? Болонка, да?

— Ты еe болонку выгуливаешь? — заржали.

— Было дело.

— Она и сама, как болонка. Иди, чё стоишь?

— Сигареты верни, — окончательно наглею…

— Отдали? — удивился Славик.

— Отдали.

— Девчонок-то привел?

— Привел… Не в этом дело. Я тебе объясняю, что такое избавиться от страха. Страх — это боль. И алкоголь для беспокойного индивида, типа меня — это наркотик. Эйфория, в которой хочется жить дальше. А ты когда подсел на ликеро-водочные?

— На изделия-то? — Славик затянулся. Сунул окурок в пустую бутылку. Тот шикнул, затих. — В ДОКе.

— Это где корабли чинят?

— Это где доски пилят. Сразу из школы в универ не поступил. Мать достала: иди, работай. Да и самому деньги нужны.

— А чего не поступил-то? — Фомин сощурился на потолок. — Что дядя-то не помог?

— Филфак МГУ — не его уровень. Завалили меня обидно… По всем экзаменам — отлично, а за сочинение — трояк. Глазам на верю. Я в школе по сочинениям ниже четверки не имел. Но если человека надо завалить, валят на сочинении. Тема не раскрыта — и поди докажи. Я нарочно свободную взял. Подаю апелляцию. А там приличных ошибок — ноль! Ноль, Фома. Так я сроду их не делал!

— И что там?

— Стилистические — нет, ты понял? — стилистические ошибки! Волнистой линией подчеркнуты. Например, я пишу «остальной дом, высокий и черный, казался необитаемым». Мне подчеркивают слово «остальной». Что здесь не так, — спрашиваю?