Андрей Клепаков - Опекун

По поводу побоев, Машка оказалась в положении унтер-офицерской вдовы. Я даже позволил себе пошутить на эту тему.

В сухом остатке: Аркадия выпустили за недоказанностью. Мне в судебном порядке запретили встречаться с Машей. И предупредили, что любая зафиксированная попытка встретиться с ней автоматически переведет мой срок из условного в реальный.

Телефон, интернет и скайп мне оставили, понимая, что здесь с контролем, ну, ваще никак. И наши вечерние телефонные сказки продолжились.

Маша долго никак не могла поверить, что я на нее не сержусь. Поверив, наконец, сказала, что я супер, и что восемь лет это такая ерунда, и даже не восемь, а всего семь с половиной. Я только посмеялся.

На мои вопросы, как с ней обращается Аркадий, отвечала, что хорошо, телефон больше не отнимает.

— И вообще, он делает все, что я скажу. По-моему, он теперь меня боится, — засмеялась она.

На лето у Аркадия хватило ума и денег снять дачу, а не держать Машку в Москве на асфальте. И я к ней сто раз приезжал и на арендованной тачке, и на электричке. Как шпионы, мы прятались по задворкам и в лесу. Прошло без последствий.

Сейчас до осени осталось две недели, Машке скоро в школу. Будем ли мы видеться в Москве? Конечно, будем, и плевал я на все санкции. А что дальше? Ну, семь лет не такой уж и большой срок. Даже и с половиной.

Он сунул мобильный в карман. Позвонил клиент, сообщил, что опаздывает минут на сорок. Пробки.

«Блин, — подумал Сергей, — центр города, пятница, да еще тринадцатое, и дождь — и дураку понятно, что пробки».

— На метро ездить надо, и не будет пробок, — сказал он вслух и нажал на кнопку зонта. Зонтик со щелчком раскрылся, Серей шагнул под дождь,

— Блин, целый час ждать, потому что за сорок минут ты не успеешь ни фига.

Чашка кофе в торговом центре по соседству была выпита за пятнадцать минут. Сергей вздохнул.

— Что-нибудь еще? — спросил официант.

Сергей собрался заказать вторую, но вдруг заметил вывеску книжного магазина напротив кафе.

— Нет, спасибо. Посчитайте.

— Ну, что нам предложит печатное слово? Минут на тридцать, — проговорил он, входя в магазин.

Его внимание привлек букинистический отдел, расположенный рядом со стойкой контроля. Наклонив голову набок, лениво пробежал взглядом по корешкам книг, ничего заинтересовавшего не обнаружил и перешел к полке с антикварными изданиями.

— О! — воскликнул Сергей, увидев среди темно-коричневых, с истершимся золотым тиснением дореволюционных переплетов толстый фолиант. Название гласило: «Трактат о ядах».

— Покажите, пожалуйста, — попросил он продавца.

Положив на прилавок не успевший высохнуть зонтик, Сергей осторожно принял в руки тяжелый том.

«Амбруазъ Паре „Трактатъ о ядах“, переводъ со старофранцузкого. Изданiе Брокгаузъ-Эфронъ С-Петербургъ 1907», — прочитал он.

— Сколько стоит?

— Тысяча восемьсот, — ответил продавец.

— Чего-то дешево для девятьсот седьмого года, — удивился Сергей.

— Библиотечная и без титульного листа, — объяснил продавец.

— Беру, — кивнул Сергей, чему-то усмехнулся и сказал. — Только упакуйте получше, на улице дождь, а я без машины.

Аркадий вошел в комнату дочери. Вздохнул. Постель не убрана, комп мигал плавающей надписью «Windows», одежда вперемежку с книжками разбросана по всей комнате. Покачал головой.

— Девочка ушла в школу, — вслух сказал он. — Эх, драть тебя некому. Я бы выдрал, да руки связаны, — добавил он.

Аркадий застелил откинутое одеяло, поднял валявшийся на кровати свитер. Под свитером обнаружилась открытая толстая книга. Аркадий взглянул на пожелтевшие листы. Шрифт был дореволюционный с ятями. Аркадий закрыл книгу, заложив пальцем разворот, и увидел обложку: «Трактат о ядах».

— Сумасшедшая девка, — подумал он. Присел на кровать и начал читать:

«Яды „горячие“ вызывают сильную боль, разъедание кожи, воспаление, лихорадку, бред, красноту и опухание глаз, большое беспокойство, бессонницу. Яды „холодные“, напротив, вызывают глубокий сон, но сильная боль может разбудить больного, он испытывает страх и дрожит всем телом, его сознание мутится, и речь похожа на речь пьяного или безумного, потом все тело больного холодеет, цвет лица становится бледным или свинцовым, рвота и мокрота липкие, кровь стынет. О наличии в организме „сухого“ яда говорит сухость языка и гортани, неутолимая жажда, ибо яд, сообщаясь с телом по венам, артериям и нервам, сушит и повреждает „естественную влажность“, происходят запоры и задержка мочи, сильная боль во всем теле и смерть. „Влажные“ яды вызывают глубокий, непреодолимый сон, расслабление всех нервов, даже глаза иногда вылезают из орбит».

Аркадий захлопнул книжку и резко встал.

— Ненормальная! Где же она взяла сей трактат? — воскликнул он. Потом в очередной раз вздохнул и подумал: — Увозить ее отсюда надо. Иначе этот козел совсем ей мозги снесет.

— На физру не пойду. Скажешь физруку, что живот сильно разболелся, и я домой пошла. Ладно? — шепнула на уроке одна девочка другой.

— Скажу, конечно, — кивнула другая и, в свою очередь, сочувственно шепнула: — У тебя месячные?

— Нет у меня ничего, просто свалить надо.

— А… Завтра на днюху ко мне придешь?

— Дурацкий вопрос, конечно, приду.

— Кузнецова, Томилина, кончили трепаться. Перемена для этого есть, — раздался строгий голос учительницы.

Девочки замолчали, и дальнейший разговор продолжился после звонка в школьном коридоре:

— Я мальчишек пригласила, предки в конце свалить обещали, так что побесимся.

— А кто у тебя вообще будет?

— Ну, я, ты, Смирнова, Белошицкая и Ленка Ковалева из пятого «А».

— А эта-то тебе зачем?

— Да я с ней вместе английским занимаюсь. К учителю ходим. Мама велела позвать. Да она нормальная девчонка.

— Ну, твое дело. А ребята кто?

— Петька, Пуля, Джофри, К о зел еще, его Шицик просила позвать.

— Белошицкой К о зел нравится?

— Ну, да, раз просила. А тебе кого позвать?

— Да никого.

— А Пуля тебе не нравится? А то Петька попросил его пригласить, говорит, что он в тебя влюблен до смерти. Только я тебе ничего не говорила.

— Пульковский мне пофиг.

— А кто не пофиг?

— Да че-то все пофиг, — пожала плечами девочка.

— Так чего, Пулю не звать? — спросила Аня.

— Да нет, зови. Мне же пофиг, — усмехнулась Маша.

Сергей сидел в машине, стекло было опущено, рядом стояли двое мужчин. Лил дождь, один из мужчин держал большой зонт. Такой большой, что вода не попадала в открытое окно машины. Второй время от времени постукивал тростью по переднему колесу.

Мужчина с тростью говорил по-немецки, с зонтом переводил.

— Доктор сказал, что у девочки формируется комплекс Электры, хоть доктор и не любит этот термин, и употребляет его исключительно потому, что он знаком и понятен вам.