Александр Мещеряков - Шунь и Шунечка

— Как там? Народ плодится?

Перед Николаевым лежала сводка рождений и смертей, представленная Вычислительным центром. Поэтому Боряну ничего другого не оставалось, как сказать правду:

— Плодится, но хреново.

Надо ли говорить, что он получил по мозгам:

— Я тебе денег на увеличение пособий молодым матерям дал? Дал. Продажу противозачаточных средств мы сократили резко? Резко. Аборты вне закона поставили? Поставили. Народ трахается? Еще как! А результат где? Чем ответишь по всей строгости, куда деньги дел?

Краснея и бледнея, Борян прошептал:

— Зато мы чемпионат мира по нацболу выиграли. — Помолчав, он добавил: — И поголовье кроликов за истекший срок увеличилось значительно.

Министр сельского хозяйства просиял, что случалось с ним редко.

Словом, акции Боряна окончательно обвалились. Все вспомнили, что ошельмовать его легко. Ему это было неприятно. Но все же в самой глубине души он гаденько подхихикивал, потому что давным-давно стал тайноподданным королевы Елизаветы. У королевы, конечно, кожа на щеках изрядно обвисла, и британская империя выглядела уже не так привлекательно, как на прежних марках. Конечно, королевскую семью сотрясали отвратительные семейные скандалы, но все-таки Елизавета оставалось королевой в настоящей короне с бриллиантами и по-прежнему отказывалась выдавать на сторону даже отпетых бандитов, к числу которых, несомненно, принадлежал и Борян.

Достигнув Северного полюса, Лектрод, князь Монакский, закурил сигару с трудом — ветер задувал даже охотничьи спички. Отставив руку в лайковой перчатке и голову в ушанке подальше друг от друга, он сфотографировал себя мобильником на фоне воткнутого во льды национального красно-белого флага. Его белое поле сливалось со снежным простором. Собаки жались к флагу, не испытывая, похоже, никакой гордости за свои свершения. Нажав на кнопку, Лектрод немедленно переправил автопортрет в ООН. Там притворно заохали, Генеральная ассамблея отвлеклась от вялотекущего обсуждения очередного ближневосточного кризиса и разразилась неискренними аплодисментами. Кроме фотографии, Лектрод отправил и сообщение на словах: извинялся за отсутствие и просил присоединить свой голос к резолюции, призывающей к отказу от употребления камней в случае возникновения массовых беспорядков. Он однозначно ратовал за слезоточивый газ со стороны полиции. Все знали, что это был камешек в арабский огород.

Председательствовал сам Николаев, которому стало обидно, что овация предназначалась не ему лично. “Вот гадина! С этими иностранцами нужно держать ухо востро. Чуть что — и земную атмосферу испортят. Не для того мы ему многократную визу выписали, чтобы он арктические рекорды бил, совался вперед меня и агитировал против интифады, — молча сокрушался Николаев перед микрофоном. — Впрочем, ездить в собачьей упряжке — разве ж царское это дело? Мне-то Mercedes на воздушной подушке подавай!” — успокоил он свои нервы, процедил: “Поздравляем коллегу!” — и объявил обеденный перерыв. Несмотря на участившиеся подрывы католических соборов, православных церквей и мечетей, в столовой ООН кормили по-прежнему сытно. После обеда полагалась сиеста.

На Северном полюсе светило солнце, настроение у Лектрода было превосходным, его лицо приняло еще более пренебрежительное выражение по отношению к покоренной им природе. “На всех горах побывал, во всех пустынях! С парашютом прыгал, на плотах сплавлялся, в кратеры лазил, лавой раскаленной дышал! Мировой океан на байдарке переплыл, из Мариинской впадины набор цветных фотографий вывез! И все сам, все один! Всех друзей растерял, все жены меня, слава богу, покинули! Никто меня не ждет, никто стакана воды на смертном одре не подаст! И индианочка моя вряд ли подаст, наверняка моего отсутствия не перенесла и сбежала в свою резервацию. И вот теперь — Северный полюс! Никого не видеть! Ничего не слышать! Вот оно, белое безмолвие и настоящее счастье!”

Лектрод разгреб кристаллический снег до самого льда. Мелкие арктические креветки просвечивали со дна. Со всего маху Лектрод подбросил ушанку. Она потерялась в вышине, но потом все-таки ударилась звездочкой о стерильный лед. Лектрод свинтил набалдашник, разлил загустевшую самогонку в две рюмочки, чокнул их друг о друга, выпил одну, закусил другой. Серебряным колокольчиком понесся над снежной пустыней веселый перезвон. Белые медведи удивленно поднимали одутловатые морды, гладкие тюлени выпрыгивали из воды на лед, упругие рыбы уходили на немыслимую глубину. И только разгоряченные бегом собаки продолжали лизать вековой снег. Последний раз Лектрод выпивал вместе с Шунем. “За Егорьеву пустынь! За Северный полюс!” — повторил он, вспоминая тот незабываемый день.

Тут он заметил вмерзшую в лед консервную банку. “И здесь нагадили!” Лектрод упал на колени, стал выдыхать свою самогоночку. Порядочно надышав на лед, поднес спичку — по льду полыхнуло голубое пламя, лед вокруг банки оплавился. Лектрод выковырял ее тростью. “Ужин полярника” — было написано на ней по-русски. “Состав: говядина постная, баранина жирная, селедка малосольная, картошка молодая, хлеб черный, огурец маринованный, капуста квашеная, грибочек белый, спирт питьевой, другие специи. Беременным женщинам во время вождения автомобиля употреблять по назначению, посоветовавшись с врачом”. Лектрод подивился несбалансированности пищевой диеты полярника, своими железными пальцами в лайковых перчатках смял банку и засунул ее в карман. Он терпеть не мог антропогенной грязи, и почти все человеческое было ему чуждо. А уж тем более на Северном полюсе. “Интересно, где находится ближайший мусорный бак или хотя бы помойное ведро?” — спросил сам себя князь. Спросил — и не получил даже приблизительного ответа.

Несмотря на солнце, ветер жег щеки, собаки жались друг к другу. Пора было отправляться куда-нибудь еще. Лектрод зажег пучок ароматических палочек “Шуньевый эрос”, поднял над головой. Со своей неземной орбиты спутник-шпион зафиксировал неопознанный чадящий объект и отбил телеграммку в Вычислительный центр. Как следует рассмотрев полученное изображение, там только посмеялись над спутником: “Да это ж Лектродушка наш фейерверком балуется!”

Кисейной пеленой ароматный дымок потянулся от Северного полюса в сторону Егорьевой пустыни. Проплыв над крепкими торосами и пастельной тундрой, он достиг и бескрайних русских лесов, где бурые медведи, олени, волки и более мелкая живность раздули ноздри от экзотического амбре. Шунь, расположившийся на скамеечке возле своего сада камней, тоже ощутил его и аллергически чихнул. Сомнений не было: северный ветер донес до него весть, что Лектрод достиг полюса и вспоминает о нем.