Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

А вспомните, как они травили преподобного Лютера Кинга — бросали бомбы в его дом, посадили его в тюрьму. Называют себя политическими руководителями, а вы только взгляните на них! Руководители! Стая бешеных собак — вот они кто. Вспомните, как они бросали бомбы в дом мистера Шаттлуорта, да еще в день рождества. Я сидела у очага, когда услышала про это по радио. И тогда я сказала про всех белых самое скверное, но потом упала на колени и просила бога простить меня. Что бы ни происходило, он не спит. Он видит, что мы делаем, и все это записано в его книгах.

Хозяева в большом доме никак не ждали, что протесты начнутся и в наших местах. Все, что происходило, происходило где-то далеко — в Алабаме, в Миссисипи, в Новом Орлеане, но только не в Семсоне. Негры тут всем довольны. Я собственными ушами слышала, как это сказал Роберт. Мисс Амма Дин уговорила его свозить меня в Байонну к доктору. Тогда как раз разбили автобус участников похода за свободу, так Роберт разговаривал об этом с каким-то полицейским у машины, а я сидела в машине и слушала.

— Вот что получаешь, по заслугам получаешь, если суешь нос в чужие дела, — говорит полицейский.

— Ну, мои негры поостерегутся, — говорит Роберт.

— Слышишь, бабушка? — говорит полицейский.

Я даже не посмотрела в его сторону.

— Ей уж за сто, — говорит Роберт. — Она-то хорошо знает, что будет, если они себе что-нибудь позволят.

Но скоро после этого Роберт созвал нас всех к большому дому. Жарко было, ну как сегодня. Брэди спросил, не подвезти ли меня, но я сказала, что пойду со всеми. Я шла с Йоко (бедняжка Йоко!). На мне были темные очки, потому что у меня глаза болят от пыли. Чуть я их надену, как все начинают величать меня мисс Кинозвезда. И особенно Йоко.

— Послушайте-ка, мисс Кинозвезда. Как вы себя чувствуете?

Мы проходили мимо моего дерева, и я сказала:

— Ну, братец Дуб, вроде бы не миновать нам новых дурацких разговоров.

— Вот дождетесь, — говорит Йоко, — что это дерево возьмет да и ответит вам, и вы шею себе сломите, как побежите от него по поселку.

Ну, я Йоко ответила. Я ей сказала:

— Если хочешь знать, Йоко, он мне всегда отвечает.

А Йоко, теперь ее уже нет в живых, и говорит мне:

— Вот теперь я вижу, что вы совсем уж из ума выжили. И мы с Йоко чуть не померли со смеху.

Когда мы собрались во дворе, на заднее крыльцо вышла мисс Амма Дин и сказала, что Роберт еще не вернулся, но ему нужно сказать нам что-то важное и он велел подождать. Она позвала меня посидеть на кухне, но я сказала ей, что останусь с Йоко и другими во дворе. Под деревьями было прохладно, и сначала нам было не так уж плохо, но потом стало невмоготу ждать. Дети начали хныкать, а кое-кто из взрослых — ворчать. А Роберта все не было. Он вернулся почти на закате. Мы пришли туда в три часа, а Роберт вышел к нам почти на закате.

— Что тут такое? — спросил он.

— Вы же велели нам прийти, мистер Роберт, — говорит Этьен.

— Разве? Ах да. Я совсем забыл.

Потом он крикнул Берте, чтобы она принесла ему выпить чего-нибудь холодного. И больше ни слова не сказал, пока Берта не принесла стакан и не ушла.

— Так о чем бы это? — говорит он. — А, да! Я просто хотел напомнить всем и каждому, что вы живете тут бесплатно. За дома вы мне не платите, за воду тоже. Со своих огородов вы мне ни одной брюквы не даете и ни единого яйца от ваших кур. Вы собираете здесь все орехи, а я за это прошу только половину, но ни разу ее не получил. Я прошу половину ягод, которые вы собираете, а вы приносите мне горсть, да таких грязных, что я их не дам и свинье, которую невзлюблю. Ну ладно, пусть так. Но одно я не потерплю — у себя здесь я никаких протестов не допущу. Если кому-нибудь тут мало свободы, так он свободен сию минуту убраться отсюда. Это касается как самых старых, так и самых молодых. От Джейн до… У кого здесь самый маленький ребенок?

Кто-то ответил, что у Евы. Мальчик Питер, еще младенец.

— Так вот, это касается всех, от Джейн и до ребенка Евы, Питера, — сказал Роберт.

Он вошел в дом, а мы повернулись и пошли назад в поселок.

Не прошло и месяца, как Бэтло принял участие в какой-то демонстрации протеста в Батон-Руже, и каким-то образом слух дошел до Семсона. Роберт пришел в поселок и сказал Йоко, чтобы через двадцать четыре часа ее духу тут не было. Йоко заплакала. Она сказала, ей не под силу справиться с Бэтло — с нынешними детьми разве справишься? Она сказала, что работала здесь, когда еще был жив отец Роберта, мистер Поль, и мистер Поль сам говорил, что она у него одна из лучших работниц. Роберт сказал, что у нее осталось двадцать три часа пятьдесят девять минут, и ни секунды больше, чтоб убраться отсюда.

Когда он ушел, Йоко послала ко мне сынишку Страта, сказать, чтоб я поговорила с мисс Аммой Дин. Когда я пришла туда, Берта мне сказала, что у мисс Аммы Дин болит голова и она прилегла.

— А давно у нее голова заболела?

— Как она увидела в бинокль, что вы сюда идете, так у нее голова и заболела, — говорит Берта.

— Может, мне подождать? — спрашиваю.

— Без толку, — говорит Берта. — Не пройдет у нее голова, пока Йоко не уедет.

— А с Робертом она говорила?

— Говорила. Но он стоит на своем: чтоб Йоко отсюда убиралась.

Я пошла назад в поселок. Меня нагнал Брэди на машине и подвез к дому Йоко. Она уже начала укладываться. Она заранее знала, какой будет ответ. Вечером все пришли ей помочь. А как кончили укладываться, так сели и проговорили до поздней ночи.

На другой день Йоко уехала. Брэди собирался взять грузовик у кого-нибудь на реке, но Бэтло сказал, что фургоны будут лучше. Он хотел ехать через поселок медленно, чтобы все видели, как обошелся с ними Роберт Семсон. Он даже написал плакаты, чтобы повесить на фургонах. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ МЫ РАБОТАЛИ ЗДЕСЬ НА РОБЕРТА СЕМСОНА, А ТЕПЕРЬ ОН ВЫШВЫРНУЛ НАС ОТСЮДА. ВОТ УЧАСТЬ ЧЕРНЫХ.

В первый фургон погрузили мебель: кровать, стулья, печку, комод и еще шифоньер. Йоко не завесила зеркало на шифоньере, и оно ярко сверкало. Как только его поставили в фургон и пока они не выехали из поселка, оно так и сверкало — на все пустыри, где раньше были дома, а теперь тянулись поля кэдженов, на старые дома и старые заборы. И на людей сверкало. Фургон остановился перед моими воротами, и это зеркало пустило мне на веранду целый сноп света.

Йоко ехала в последнем фургоне. Она сидела на самом верху. Бэтло велел ей сесть повыше, чтобы все видели, как поступил с ней Роберт Семсон. Мы боялись, что Йоко свалится, но Бэтло хотел, чтобы она сидела там.

Этот день я тоже никогда не забуду, слышите? Йоко сидит наверху и плачет, мы стоим внизу и плачем. Йоко машет рукой с фургона, а мы машем у ворот и на веранде. Машем так, будто провожаем покойника. Ведь если вы не едете за гробом до кладбища, то стоите и машете на прощание рукой. Лучше махать белой тряпочкой или носовым платком. Мужчины, конечно, снимают шляпы и почтительно прижимают к груди. А женщины машут. Вот и мы все махали.