Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— У нас нет столько времени, мисс Джейн, — сказал он.

— А что тебе остается, Джимми?

Он не знал, что ответить.

— Сначала их нужно разбудить, Джимми, — сказала я. — Они спят. Погляди вокруг, Джимми. Погляди на поселок. Поезди по нашему округу. Ты слышишь ропот недовольства? Нет. А ведь прежде, чем люди поднимутся, должно назреть недовольство. Негр должен проснуться, Джимми, и сбросить с себя черный покров. Он должен сказать себе сам — довольно! Боюсь только, что я-то этого не увижу.

— Но вы можете нам помочь теперь, мисс Джейн.

Не успела я спросить как, а длинноголовый парень в комбинезоне уже говорит:

— Одно только ваше присутствие приведет к нам массы.

Я его слушала, а смотрела на Джимми.

— Я? — спрашиваю. — Как же я вам помогу?

— Если пойдете с нами.

— Пойти с вами? Куда? Когда?

— Когда мы будем готовы выступить, — говорит он.

— Мне же не то сто восемь, не то сто девять лет, — говорю я. — Чем же я могу вам помочь? Я только помехой буду.

— Вы можете воодушевить других, — сказал Джимми.

— Старуха не то ста восьми, не то ста девяти лет может кого-то воодушевить?

— Да, мисс Джейн, — сказал он.

— В первый раз слышу, — говорю. — Но если ты так думаешь и если у меня хватит сил передвигать ноги…

— Ну, теперь массы всколыхнутся, — сказал длинноголовый парень.

Тут уж мое терпение кончилось.

— Послушай-ка, парень, — спрашиваю. — Чей ты?

— Джо и Лины Батчер, — ответил он.

— Это ты у них научился так разговаривать?

— Как?

Но я только посмотрела на него.

— Это называется красноречие, — говорит он.

— Я без твоего красноречия обойдусь, — говорю. — Если не можешь сказать ничего путного, так лучше помолчи.

Он уставился на меня — наверно, обиделся, а потом отхлебнул лимонаду. Снова поглядел на меня — все еще с обидой — и посмотрел на Джимми. Хотел, чтобы Джимми его поддержал. Но Джимми ничего не сказал.

Джимми рассказал мне, что они задумали. Он сказал, что про это знают только шестеро, а я седьмая. Он просил, чтобы я никому ничего не говорила, даже Лине. Нет, она, конечно, не выдаст их, но будет тревожиться и захочет его удержать.

Вы в Байонне бывали? Пили из фонтанчика в суде? Заходили там в уборную? Так вот, еще год назад для цветных — никакого фонтанчика. И никакой уборной. Только для белых, но не для цветных. А цветные должны были выходить во двор и в дождь и в зной, а там спускаться в подвал. А там почти всегда такая грязища, что не войти. Жижа на полу чуть не до щиколоток, а запах еще на лестнице чувствуешь. Женщины туда редко спускались из-за этой грязи. Шли в какое-нибудь кафе на окраине и там заходили в уборную. Либо шли к мадам Орсини. Мадам Орсини с мужем держали бакалейную лавку в Байонне. Очень были хорошие люди и, кажется, называли себя сицилийцами. Итальяшки как итальяшки, но говорили, что они сицилийцы, и всегда обходились с цветными очень вежливо. Мадам Орсини никогда не отказывала женщине — мужчин она не впускала — и позволяла ей привести с собой ребенка. А в центре города, кроме подвала в суде, другого места для цветных не было. Что бензоколонки, что магазины — в уборную вас нигде не пустят. Если уж в магазине вам не позволяют примерить покупку, так что про уборные говорить. Назовешь размер, бери платье. Хорошо сидит, ну, значит, повезло, плохо сидит — очень жаль, но все равно носишь. Господи боже, смилуйся над нами! Бедные негры столько натерпелись, слышишь ли ты меня?

Дядюшка Джилл попросил как-то Брэди купить ему в Байонне комбинезон. Брэди привез комбинезон, в который уместились бы два дядюшки Джилла. Дядюшка Джилл разозлился на Брэди и сказал: раз Брэди назад его не повезет, так пусть деньги отдаст, а комбинезон себе возьмет. Ну и смеялись тогда над дядюшкой Джиллом! Да и Роберт Семсон от цветных не отставал. Как увидит дядюшку Джилла в этом комбинезоне, так начинает хохотать. А когда дядюшка Джилл умер, Мэт Джефферсон вспомнил об этом комбинезоне на поминках. Представляете, дядюшка Джилл лежит в гробу, а люди глупости вспоминают. Наверно, после моей смерти про меня тоже много глупостей наговорят. Бог свидетель, я за свою жизнь немало всякого натворила.

Они собирались протестовать не только из-за уборных, но и из-за крана. Для белых был фонтанчик с питьевой водой, самый обычный — блестящая трубочка, из которой бьет вода, блестящая кнопка, на которую надо нажимать. А за углом — кран и кружка на гвозде для цветных. И все из одной кружки пьют, разве что свою принесешь. Многие так и носили с собой алюминиевые складные стаканчики. А если у тебя нет с собой такого стаканчика или чашки, пей из общей кружки на гвозде.

Под краном стояло ведро, потому что из него все время капала вода. И туда приставили полоумного сторожа следить, чтобы ведро не переполнялось. Он был нездешний, полоумный-то этот, Эдгар. Его назначили сторожем, когда в Вашингтоне приняли закон о десегрегации, чтоб он не пускал в суд черных — пусть не лезут туда со своими правами, не мешают занятым людям. И чуть он замечал цветного, как тут же его останавливал и спрашивал, чего ему нужно. Сразу не ответишь — тут же вытолкнет. Один раз он на меня набросился и давай на меня орать. А я говорю, пусть орет и слюни пускает, но, если он меня хоть пальцем тронет, я ему моей палкой голову разобью. Он поглядел на меня так, будто полоумная — это я, и давай орать на кого-то другого. Так вот, он должен был следить, чтоб ведро не переполнялось. Дважды в день он выводил из камеры негра-арестанта, чтобы он выливал воду. А выливать воду нужно было в уборной для белых, совсем в другой стороне. Потом он снова отводил арестанта в камеру. Обычно он стоял у входных дверей, чтоб отпугивать черных, которые приходили добиваться своих прав. А сам все резинку жует и слюни пускает. Одно слово — полоумный, и место ему было в сумасшедшем доме, это все знали, но его держали там сторожем отпугивать черных. Как-то раз туда с мисс Аммой Дин приехала Берта, так этот дурень гонялся за ней по всему суду — и через приемную, и по коридорам. Берта рассказывала, что она, как добралась до машины, сразу заперлась изнутри и легла на сиденье. Даже головы не поднимала, пока не пришла мисс Амма Дин и не постучала по стеклу.

А Джимми и остальные пятеро придумали вот что — подговорить одну девушку, чтобы она напилась из фонтанчика для белых. (Вот она-то и была их мисс Розой Паркс). Одна из дочек Герберта, католичка и жила в Байонне. Католики и мулаты обычно в такие дела не ввязываются, но она сама вызвалась. Родные ее ничего не знали, пока все не случилось. Джимми сказал, что назначено это у них как раз через неделю — на пятницу, когда все кончают работать. Пятницу он выбрал, чтобы за субботу и воскресенье успеть оповестить об этом как можно больше людей. В церквах рассказывать и в барах тоже. В суд придут две девушки. И как увидят людей, одна начнет пить из фонтанчика. Кто-нибудь наверняка накинется на нее с руганью и начнет отталкивать, а она будет отбиваться. Ее арестуют — ничего другого и ждать нельзя, — другая все увидит и расскажет. Парню они этого поручить не могли, потому что опасались, как бы полоумный Эдгар его просто не избил вместо того, чтобы арестовать. А они хотели, чтобы у них кто-нибудь сидел бы в тюрьме, потому что собирались прийти туда в понедельник протестовать. Пусть весь мир узнает, что на Юге сделали с черной девушкой — да и не такой уж и черной, только наполовину, — всего лишь за то, что она хотела напиться воды.