Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

И снова подошла к крыльцу, где, привалясь к галерее, стоял Мейпс. Его охотничье ружье было прислонено к крыльцу.

— Десерта не будет, — говорит она. — Пирога на всех не хватит… — И осеклась. Почему ей вдруг вздумалось оправдываться? И почему ей вообще вздумалось тратить время на то, чтобы привезти нам бутерброды? — Господи Иисусе, нет, вы видели что-нибудь подобное? — снова спрашивает она сама себя. — Ну как, теперь ты и твои воители насытились? — неожиданно напустилась она на Кэнди.

Кэнди, уткнув глаза в землю, ела бутерброд. И оставила вопрос мисс Мерль без ответа.

— Долго еще эта игра в загадки будет продолжаться? — мисс Мерль снова напустилась на Мейпса.

— Они все как один утверждают, что они убили Бо, — говорит Мейпс. — Кого же мне арестовать? Ее?

Мисс Мерль то сжимала, то разжимала свой красненький ротик клювиком. Судя по выражению ее глаз, видно было, что она вопрошает господа, как он мог допустить, чтобы мы ходили по одной с ней земле. Господь оставил ее вопрос без ответа, и она накинулась на меня:

— Еще мужчина называется! Что за муж из вас выйдет, если вы не можете с ней справиться… — И снова осеклась. Я не хотел смотреть на нее, но чувствовал, как она сверлит меня взглядом. У нее, видно, руки чесались стукнуть меня, а не меня, так кого-нибудь еще, но воспитание не позволяло. И она накинулась на Мату.

— Вели ей, чтобы убиралась домой, — говорит.

— Ей решать, — говорит он, не переставая жевать бутерброд.

— Это с каких же пор? — спрашивает его мисс Мерль.

Мату жевать не перестал. И на мисс Мерль ни разу не поглядел. А она все глядела на него. Но не так, как обычно глядит на черного белая женщина, когда хочет ему что-то приказать или посоветовать. А так, как любая женщина глядела бы на любого мужчину, с которым ее многое объединяет.

А объединяло ее с Мату то, что они вместе взращивали и воспитывали Кэнди. Когда родители Кэнди погибли в автомобильной катастрофе, мисс Мерль и Мату поняли, что те двое в усадьбе, тетка и дядя Кэнди, не способны дать ей подобающее воспитание, и сочли своим долгом выпестовать ее сами. Ее делом было привить Кэнди хорошие манеры, его — научить понимать людей, живущих в ее владениях. И ближе, чем мисс Мерль и Мату, у Кэнди за всю жизнь никого не было.

Но Мату так и не посмотрел на мисс Мерль, и она несколько раз сжала и разжала свой ротик клювиком. А потом отвернулась от него и поглядела на нас.

— Я хочу поскорее уехать отсюда, — говорит. — А где другая корзина? — Отыскала Гриффина и выдернула у него корзину. — Делайте, что вам угодно, — говорит. — Только не вздумайте являться в усадьбу, если будете истекать кровью, потому что я никого перевязывать не собираюсь. Джени с этим не справится, потому что она полностью невменяема. А Би — потому что мертвецки пьяна.

— Я провожу вас до машины, — говорит Мейпс.

— Это еще зачем? — отрезала мисс Мерль и завела за спину одну корзину.

— Погодите! — говорит Мейпс и миролюбиво поднял два пальца вверх. — Я просто хотел поблагодарить вас за бутерброды.

Мисс Мерль так и застыла с занесенной корзиной. Мейпс не посмел ни крякнуть, ни хмыкнуть. А из остальных и подавно никто не посмел. Мне казалось, стоит мисс Мерль взмахнуть корзиной, и все кинутся врассыпную.

Мисс Мерль покачала головой.

— Нет, я не стану никого бить. Я еду домой. Если я здесь останусь, я рехнусь.

Повернулась и пошла со двора. Мейпс нагнал ее, когда она перешагнула канаву. Они постояли у машины, поговорили. Потом она села в машину и проехала дальше в деревню, чтобы там развернуться. Когда она снова миновала нас, я вышел на дорогу к Мейпсу. Он стоял, прислонясь к машине, и глядел на двор. Я пристроился рядом с ним. Теперь, когда тень совсем накрыла землю, жара немного спала. Мейпс протянул мне леденец. Я помотал головой. Знал, что у него осталось их от силы один-два и они наверняка ему еще понадобятся.

— Что же теперь будет, Мейпс? — спрашиваю его.

— Не знаю, — говорит. — Жду, что мне сообщит Рассел.

— О чем сообщит?

— Сам не знаю, — говорит он.

— Вы, похоже, не торопитесь.

— Нет, — говорит Мейпс. Поглядел на Мату, на небо, откуда уже с час назад ушло солнце. — Так и так, — говорит, — на рыбалку я уже опоздал.

От Маршалловой деревни до протока Мишель километров пятнадцать, из них около восьми — по берегу реки Сент-Чарльз, а потом надо свернуть с шоссе на узкую гудронированную дорогу и по ней проехать оставшиеся восемь километров. Проток Мишель окажется тогда справа от дороги, и все дома слева выходят фасадами на проток Мишель. Река и проток петляют, вьются по-змеиному. Проедешь метров двести по дороге, и тут же тебе поворот.

Это кэдженская земля. Здесь живет несколько белых семей, не кэдженских; несколько черных семей; а в основном-то все кэджены, и фамилии у здешних жителей по большей части в таком роде: Жарро, Бонавентура, Мутон, Монтмар, Бутан, Бруссар, Гэрен, Эбер, Будро, Ландро, — кэдженские фамилии. Попадаются здесь временами люди по фамилии, скажем, Келли или Смит, но и они называют себя кэдженами — их предки женились когда-то на кэдженских женщинах, да так и пошло. И черные, живущие возле протока, разговаривают на кэдженском французском не хуже, чем по-английски.

Это родные края Жиля. Я приезжал с ним сюда несколько раз, и мне тут очень нравится. Мы ходили на охоту, на рыбалку или просто в гости. Жиль любит своих земляков, и они все его любят — и белые, и черные. Для него нет разницы, белый или черный, он со всеми здоровается за руку, и каждый черный так и сияет от гордости, когда Жиль пожимает ему руку. Но сегодня я что-то не видел ни одного черного мужчины, женщины или ребенка, после того как мы покинули Маршаллову деревню.

Жиль облокотился на окно и глядел на деревья, растущие на берегу протока. Деревья эти — все больше плакучие ивы; их длинные гибкие ветви склонились до самой земли и воды. Изредка попадется кипарис, платан или еще какое дерево, но так все больше ивы да кустарник. Иногда мелькнет между деревьями проток. Вода мелкая, коричневая, грязная, и ничего тут не живет в той воде. Ни животных тут, ни птиц, ни растений. Только плавают сухие листья и сучки, попадавшие с деревьев. Жиль смотрел на проток и упорно молчал. Он не сказал мне ни единого слова, с тех пор как мы покинули Маршаллову деревню.

И вот он перед нами наконец, дом его родителей, большой белый каркасный дом, веранда огорожена москитной сеткой, и во все двери и окна тоже вставлены сетки. Перед домом машины — и легковые, и грузовые, — их порядком собралось, пришлось нам проехать чуть ли не сто метров, разыскивая местечко, где бы поставить свою; потом мы вышли из машины и пешком прошли назад. Возле одной из легковых стоял высокий светловолосый малый, явно поджидавший нас. Когда мы поравнялись с ним, он улыбнулся.