Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Мы шли и шли, а тени становились все длиннее и длиннее. Я не спросила у белой дамы, далеко ли до парома, и нам надо было идти, пока мы его не увидим. На этом берегу янки дрались с конфедератами. Я видела сучья, сбитые ядрами больших пушек, а деревья поменьше они вовсе с корнями выворотили. Я видела лохмотья, пуговицы, а иногда и шапки, полузасыпанные сухими листьями и землей. Но мы все шли. Только все время держались леса, но так, чтобы видеть реку.

Поздно вечером я увидела, что по реке вроде бы плывет большой дом. А на другом берегу его ждали люди и фургоны. Я сказала Неду, что мы тоже на нем поплывем. А Нед ничего не сказал, а так и шел позади меня с кремнем и железкой в руках.

Когда мы подошли к пристани, паром уже возвращался. Я вдруг вся ослабла. У меня даже ноги подкосились. Даже когда мы всю ночь шли по болоту, я и то так не боялась. А тут гляжу, как эта громадина надвигается прямо на меня, и вся трясусь. Я спросила Неда, страшно ему, он только головой мотнул. Он все больше молчал. Паром причалил, люди сошли на берег, за ними съехали фургоны. Потом на паром взошли те, кто ждал его на этом берегу, а с ними и мы.

— Эй, а вы куда? — спросил капитан парома. Я сразу увидела, что он из самых подлых белых.

— Мы с ним едем в Огайо, — говорю.

— В Огайо?

Про Огайо он знал не больше меня. Я ему сказала, что Огайо на Севере.

— А вы чьи? — спрашивает.

— Ничьи, — говорю. — Мы свободные, не хуже вас.

— Ну ладно, свободная, деньги у тебя есть? За переправу платят пять центов. У вас на двоих десять центов есть?

— Нет, сэр.

— Ну так убирайтесь отсюда.

— У нас есть картошка и кукуруза, — говорю.

— Картошки и кукурузы у меня дома хватает, — говорит. — А вот чтоб меня бюро обвинило, будто я свободных негров ворую, это мне ни к чему.

— А мы скажем, что вы нас не крали, — говорю.

— Ничего ты не скажешь, потому что никуда не поедешь, — говорит. — А ну, убирайтесь отсюда, не то вас мои негры вышвырнут. Эй, Льюкес!

Откуда-то вылез дюжий негр. Мы с Недом сошли с парома и сели на берегу. Когда все погрузились, паром отчалил, я смотрела, как он плывет через реку, точно большой дом. Похоже, дальше-то нам идти некуда, думаю.

Я посмотрела на Неда. Он сидел с кремнем и железкой в руках. Смотрел на паром и молчал. Может, вспоминал свою маму и сестричку. А я старалась ни о чем не думать, кроме того, как нам добраться до Огайо.

— Как ты, ничего? — спросила я Неда.

Он чуть-чуть кивнул.

Паром вернулся, когда солнце уже заходило. Капитан крикнул нам с Недом, чтоб мы убирались. Мы отошли на два-три шага и снова сели. А капитан и негр, которого он назвал Льюкесом, все смотрели на нас. Я подумала, что он пошлет Льюкеса избить нас, но Льюкес к нам и близко не подошел.

Паром простоял у этого берега до самой темноты. Тут на нем развесили фонари. Паром уже отчаливал, но тут слышу — кто-то кричит: "Подождите! Подождите!" К пристани подъехал на черной лошади какой-то человек, весь в черном. Соскочил с лошади, а поводья бросил какому-то негру. Потом посмотрел по сторонам и увидел нас.

— Э-эй! — говорит, словно толком нас не разглядел. Я встала, и он увидел, что я не взрослая, а еще девочка.

— Вы это мне, сэр?

— Что вы тут делаете?

— Нам нужно на тот берег.

— Ну так идите скорей, — говорит он. — Поживей, поживей.

Я подхватила узел, и Нед пошел за мной с кремнем и железкой. Когда я поднялась на паром, мне опять стало нехорошо от страха. Ноги прямо не держат. Вот-вот, думаю, упаду.

Паром отошел от пристани и поплыл, а у меня такое чувство, будто это мне только мерещится, будто я сплю. И хотя усталость меня одолевала, и не по себе мне было, и голова кружилась, я чуть не засмеялась.

— Куда это вы собрались? — спросил меня человек в черном.

Говорил он совсем не как конфедераты. Я еще никогда не слышала, чтобы люди так говорили.

— В Огайо, — сказала я.

Он курил трубку. А тут вдруг выдернул ее изо рта. Слышно было, как она стукнулась о зубы.

— В Огайо? — говорит. — У вас там родня? Не далековато ли для таких малышей? А это твой братишка?

— Нет. Просто знакомый, — говорю. — У нас никого нет. Моя мама умерла. Ее управляющий убил. А его маму вчера убили конфедераты.

— А, эта шайка, — сказал он.

— Вы их знаете? — спросила я.

— Не их, а о них, — говорит. — Так вот, вам незачем идти в Огайо. Я вас пристрою, пока не найдется, кому о вас позаботиться. Вы откуда?

Я сказала. И рассказала ему, как хозяин объявил нам о свободе и как мы ушли. Рассказала о солдатах и патрульных, которые всех поубивали. Даже про мистера Брауна рассказала.

— Вам сейчас идти в Огайо незачем, — говорит он. — Да и ваш друг Браун может и не там вовсе оказаться. Я вас пристрою, чтобы вам было где жить, пока не найдете чего-нибудь получше. Но все-таки лучше бы вам вернуться назад.

— Назад мы не вернемся, хозяин, — сказала я.

— Ну, на эту ночь я вас пристрою, — сказал он, посмотрел на Неда, увидел кремень и железку и спрашивает: — Послушай-ка, малец, а эти камни зачем?

— Для огня, — говорит Нед.

— Вот как, — сказал он и опять сунул трубку в рот.

На реке было совсем темно, но на другом берегу я видела огоньки. Вроде бы и взойти на паром не успели, а он уже причаливает. Человек в черном взял мой узел, сел на лошадь и сказал, чтоб мы с Недом шли за ним. Я опять была на земле и вроде будто никогда на пароме и не плыла.

— Огайо отсюда далеко, сэр? — спросила я.

— Боюсь, что да, — сказал он. — Это же Луизиана.

— Как так? — Я даже остановилась и посмотрела на него, хоть было темно. Он натянул поводья, и лошадь остановилась. — Мы с ним столько прошли, переплыли через реку на пароме, а по-вашему выходит, мы все еще в Луизиане?

— Боюсь, что да, — сказал он.

— Это что же, на свете одна только Луизиана и есть? — говорю.

— Ну, не совсем.

— А почему же мы тогда все еще в ней?

— Закон природы.

Я слышала, как он сосет трубку. Мы опять пошли.

— Я хочу в Огайо, — говорю.

— Боюсь, придется тебе передумать, — говорит он. — Ты слышала про бюро свободы?

— Нет, хозяин.

— Ну, федеральное правительство посылает сюда янки, чтобы помочь вам для начала. Присмотреть, чтобы у вас было что поесть, что надеть, где учиться. Все, что обещал тебе Браун, ты получишь прямо тут, в Луизиане.

— А вы янки? — спрашиваю.

— Боюсь, что да, — говорит. — Называй меня правительственным инспектором. Привет из Нью-Йорка.

— Это дальше Огайо?

— А это смотря где ты стоишь, когда спрашиваешь, — говорит. — Если в Мэне, не дальше, а в Луизиане, так дальше.

— Я стою здесь, — говорю я. — Здесь, в Луизиане, и похоже, что так я в ней и останусь.

Он посасывал трубку, это я и в темноте слышала.

— Боюсь, что да, — сказал он.

Мы подошли к большому дому. Во дворе играли дети. Инспектор слез с лошади и велел нам идти за ним. У дверей нас встретил еще один белый. Они о чем-то поговорили, потом второй белый позвал какую-то Сару. Пришла Сара, высокая, толстая негритянка, которая у них присматривала за детьми. Белый кивнул на нас, и она сказала, чтоб мы с Недом шли за ней. Она повела нас вверх по лестнице, в большую комнату. На полу всюду лежали тюфяки. Сара сказала, что здесь спят девочки и вот это будет мой тюфяк.