Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Потом мы пошли в другую комнату, где спали мальчики, и она показала Неду его тюфяк. Потом она спросила, может, мы хотим есть. Я ответила, хотим, но у нас есть своя еда. Она сказала, что нам больше этого есть не нужно: пусть я оставлю узел возле своего тюфяка или, еще лучше, выброшу его в мусорное ведро. А Неду она сказала, чтобы он оставил кремень и железку возле тюфяка или тоже выбросил в ведро. На кухне у нее есть хорошая еда для нас обоих, а Неду она поищет игрушку получше. Ладно, сказала я, мы поедим то, что она нам даст, но ничего своего выбрасывать не будем. Что с собой принесли, то и унесем. Она на меня так посмотрела, будто я снахальничала, но потом сказала: "Ну, как хотите" и чтоб мы шли за ней. Мы спустились в кухню и поели. Потом она сказала, что нам нужно вымыться. Я сказала, что мне не нужно, а она сказала, что меня не спрашивают, посадила меня в лохань с мыльной водой и давай тереть, чуть всю кожу не содрала. И раза два даже окунула меня с головой. Наверно, потому, что думала, будто наверху я снахальничала. Потом вытерла меня, сунула в белую рубашонку вроде мешка — ну самый настоящий мешок! — и велела идти наверх ложиться спать. Потом наверх пришел Нед в такой же рубашонке. А в руках он держал кремень и железку.

— Ну как? Ничего? — спросила я.

Он кивнул.

— Засыпай скорее, — говорю. — Завтра утром встанем пораньше и, пока никто не видит, уйдем.

Только я легла, пришли остальные девочки и такой шум подняли, — куда до них сойкам на китайской вишне! Но тут пришел тот белый, и все сразу затихли.

— Ну хорошо, станьте на колени, — сказал он.

Все встали на колени рядом с тюфяками. Только я лежу.

— И ты тоже, — говорит он.

Я встала на колени, а он прочитал молитву, потушил лампу и пошел в другую комнату.

— Станьте на колени, — говорит там. А потом слышу: — И ты, с камушками, тоже.

Опять помолился, потушил лампу и ушел вниз.

У меня глаза слипались, но мне было так хорошо, что я не хотела засыпать. До чего приятно было просто лежать и чувствовать себя свободной. "Значит, это и есть свобода? — думала я. — Вот это и есть свобода? Ну, если меня только мыться заставлять будут, ладно — потерплю несколько дней".

Лежу я так и думаю, до чего все тихо и мирно, а тут за стеной кто-то как заплачет! Мне показалось, что это Нед. Я вскочила и бегом к двери. А в нее как раз вошел белый и зажег лампу. Плакал не Нед, а мальчик рядом с ним. Нед лежал на своем тюфяке и держал в руках кремень и железку.

— Что случилось? — спрашивает белый у мальчика, который плакал.

А он все плачет и ничего сказать не может. Даже и не попробовал. Нед лежит с кремнем и железкой в руках. Другие мальчики сидят на тюфяках и смотрят.

— Что случилось? — опять спрашивает белый. — Ты что, немой?

Мальчик открыл рот пошире, но ничего не сказал, а только заплакал еще громче.

— Что случилось? — спрашивает белый у Неда.

Нед молчит и сжимает в руках кремень и железку.

— Тогда ты скажи, — говорит белый еще одному мальчику. Ну, он и рассказал.

— Клейборн, — говорит, — попросил у этого мальчика камушек, а этот мальчик не дал, и Клейборн сказал, давай, а то я сам возьму. И Клейборн протянул руки и стал отнимать камушек, а тот мальчик стукнул Клейборна по лбу. Вон у Клейборна на лбу какая шишка!

— Ну-ка, выброси эти камни, — говорит белый Неду. А Нед ничего не ответил. Лежит себе и держит в руках кремень и железку. — Ты слышишь, что я сказал?

— Ничего он выбрасывать не будет, — говорю я с порога. — Он пришел с ними сюда и дальше с ними пойдет. Это камни его мамы. Его маму убили конфедераты, и пусть они у него остаются, если он так хочет.

— Командуешь так, будто ты сама его мама, — говорит белый.

— Я его мамой быть не могу, мне только одиннадцать или, может, двенадцать, — говорю. — Но в обиду его все равно никому не дам.

— Если ты еще кого-нибудь ударишь своим камнем, я у тебя их оба заберу, — сказал белый Неду.

— А вы скажите Клейборну, чтоб он нашел себе другие камни, так Нед его больше и не ударит, — сказала я.

— Клейборн, оставь его в покое, — сказал белый, потушил лампу и подошел к дверям. — А ты попридержи язык, девочка. И отправляйся на свое место.

Я пошла, но слышу, что он бормочет:

— Говорили же мне, оставайся дома, говорили, не езди на Юг. Так нет, желаю помогать людям! А теперь я с ними с ума сойду.

Я легла, но спать не могла, все прислушивалась, не собираются ли они что-нибудь сделать с Недом. Но все было тихо.

Утром я проснулась, потому что они все подняли страшный шум. Мы оделись и пошли вниз завтракать. Сара прежде всего заставила нас вымыть лицо и руки. Девочки умывались в одной лохани, мальчики в другой. Потом Сара дала нам завтрак — жареного хлеба с молоком.

Мы еще не доели, как зазвонил колокол. Я спросила девочку рядом, зачем звонят, а она ответила, что старшие дети пойдут работать, а младшие — учить азбуку. Старшие учат азбуку и счет вечером. Пока не выучат, их не пускают играть во двор.

Я было решила остаться тут на один-два дня, но теперь сразу передумала. Азбуку и счет я учить не хотела, а уж звона таких колоколов я за свои одиннадцать-двенадцать лет вдоволь наслушалась, бог мне свидетель. Я велела Неду взять кремень и железку и подождать, пока я поднимусь наверх за узлом. Белый меня поймал, когда я выходила из комнаты, и спросил, куда это я собралась.

— В Огайо, — говорю.

— Куда, куда? — спрашивает он.

Он пошел за мной вниз и все говорил, говорил. Но как увидел Неда с кремнем и железкой в руках, так вспомнил про Клейборна и отстал от меня. Он с Сарой, все дети смотрели с веранды, как мы уходили. Думали, наверно, что мы отойдем немного и вернемся.

Мы пошли к реке. Теперь, когда было светло, я увидела, что мы переночевали в небольшом городке. Здесь тоже янки дрались с конфедератами, потому что некоторые дома сгорели. Дом, где мы с Недом ночевали, был большой и, наверное, раньше принадлежал белым богачам. Когда в город вошли янки, они его отобрали и устроили в нем приют для черных детей. Тогда очень много детей осталось без крова. И идти им было некуда.

Мы полдороги до реки прошли, вдруг — чудеса, да и только! — двое негров в мундирах янки. Я еще никогда не видела черных солдат и решила, что они просто балуются.

— Вы вправду солдаты? — спрашиваю.

— А что тебе надо?

— Может, вы знаете такого солдата, мистера Брауна?

— Ты что, про полковника спрашиваешь? — говорит один. — Только вроде бы ты не доросла, чтобы с ним знакомиться. Ты же еще пигалица, верно?

— Хоть и пигалица, а не глупей тебя, — говорю.

— Потише, потише! — говорит.

— А он из Огайо? — спрашиваю.