Влад Гринзайд - Бетонная серьга

Предполагать, что они возили с собой ящик сувенирных 50-граммовых бутылочек их Duty Free из которых можно составить любое количество кратное пятидесяти, я даже не буду.

Итак, они выпили 1750, а в песню закралась ошибка. В исправленном варианте песня будет звучать так:

Было это в Харькове году в восемьдесят первом или восемьдесят втором, а я учился соответственно в первом или во втором классе. Была лютая зима — мороз, снегопад и всё, что полагается. Зимний школьный лагерь, в который я был пристороен родителями, дабы не слонялся по дому и не мучил бабушку, отправился на новогоднее представление во Дворец спорта. А приманкой служил Михаил Боярский.

Только мои сверстники могут понять, насколько был популярен Михаил Боярский среди детей после недавно вышедших «Мушкетеров». Хрипоголосый усатый дядька машет шпагой как бешеный, скачет на лошади, в таверне пьет из колоссальной кружки с крышечкой и т. д. А песни! «Красавице и кубку, счастливому клинку». Аж мурашки по коже.

И вот все, влекомые легендарным усатым дядькой, пошли сквозь стужу и метель во Дворец спорта. С наклеенных по всему городу афиш задорно глядел на нас всё тот же усатый дядька — хрипун и мушкетер.

И вот мы внутри, кругом тепло и празднично — гирлянды, ёлка, нарядные дети. Началось представление. Для начала меня развлекали клоунами, потом какой-то мужик что-то спел, потом были конкурсы. Никакого Боярского, никакой хрипотцы и усов, все гладко выбриты и писклявы.

К концу первого отделения я догадался, что Боярский слишком велик и солиден, чтобы развлекать меня — семилетнего пацана — весь день. Он появится во втором отделении, споет про красавицу и кубку, шашкой помашет.

В перерыв я пошел к ёлке в вестибюле и получил положенный по ранжиру пакетик конфет, которыми незамедлительно объелся в ожидании усача.

Во втором отделении клоуны продолжили морочение яиц, конкурсы стали более назойливыми и скучными, появился страх, что вызовут на сцену, как вызывают к доске. И как я буду заменять Боярского?

А он, видать, крепко набухался. Он вообще не пришел! Ни много ни мало, Боярский не пришел на собственный концерт! Думаете, он отчаянно сражался с гвардейцами кардинала? Или конь его застрял в сугробах? Нет, он просто набухался до беспамятства и валялся, возможно даже в уборной Дворца спорта.

Будучи ребенком доверчивым и впечатлительным, я бы безусловно переживал, если бы не одно событие. Перед концертом на заледеневших ступеньках Дворца спорта я нашел пять рублей, эдакий очень симпатичный синий фантик. Для первоклашки это были огромные деньги. Мне на школьный обед в день давали пятнадцать копеек, а тут пять рублей, их можно не отдавать родителям, они не учтенные и мои. Признаться, я уже маленьким был очень до денег охоч.

Так вот, эти пять рублей меня настолько согрели, размягчили и задобрили, что Боярский мне стал до жопы. Зачем мне пьяный усатый дядька, когда в моем распоряжении целых пять рублей?

Вот по какой цене был продан Боярский в харьковском Дворце спорта в восемьдесят первом или восемьдесят втором году на гребне своей славы. Почем же он сейчас?

Велика сила слова! А уж русского слова и подавно. Иное слово сильней иной пули ранит. А ежели это отточенное слово поэта, да ещё и на чужбине — не переоценить силу его воздействия. Неужели вы никогда не хохотали до упаду, слушая Высоцкого, а от «Когда я вернусь» Галича вам никогда не грустилось?.. Вот и я о том.

Поехал я как-то со своим другом Бутманом в нижний город в Хайфе. Он решил сделать своей жене сюрприз — вместо обычного «Панасоника» со съёмной панелью купил ченджер на десять дисков. Покупка серьёзная, дорогая.

Мой друг Бутман имеет обыкновение самые важные дела делать по пятницам около полудня, когда все организации закрываются, везде короткий день, все работают в полсилы, если вообще работают. Тогда мой друг Бутман (кстати сказать, большой ценитель русского слова) сильно нервничает, поторапливает нерасторопных работников. А поскольку дело происходит на Ближнем Востоке, всё осложняется предвкушением пятничной сиесты. Вот и в этот раз Бутман злился на работников, которые полтора часа только выкорчевывали старый магнитофон. После они долго возились с новым, чуть не спалили его, монтировали ченджер в багажнике и т. д. А в три часа дня, когда магазины вокруг давно закрылись и улицы опустели, Бутман решился докупить и установить «пищалки» — высокочастотные динамики. Желая поскорее приняться за пятничный обед, рабочие портачили лихо — уродовали салон автомобиля новыми дырками и шурупами и давно перестали извиняться за это, а Бутман перестал их за это корить, он просто пепелил их взглядом и использовал все резервы великого и могучего себе под нос.

А апогеем всей этой эпопеи стало испытание системы. В машине Бутмана как на зло не оказалось ни одного диска. И тут я вспомнил о диске Галича, который я утром купил в русском магазинчике. Ничто не сравнится с неподражаемой манерой Галича петь речитативом, переходящим вдруг в бешеный ритм и останавливающимся для прозаических вставок. Диск начинался с песни «На сопках Манчжурии»:

Этими словами Галич внес смятение в умы и души ближневосточных умельцев. Глаза их округлились, раскрылись рты, на лицах читался испуг. Они побежали за начальником. Ведь аппаратура явно сломалась на первых же секундах эксплуатации. Вместо положенного «бум-с-сс, бум-с-сс» динамики разразились хрипловатым тембром и редкими ударами по струнам.

Так Галич через 25 лет после собственной смерти сумел всего лишь несколькими словами напугать видавших виды смуглых людей, ни слова не понимающих по-русски. Воистину, слово — великая сила.

Меня зовут Вадим Никоноров. Я — слесарь-инструментальщик машиностроительного завода. Так уж получилось, что мне удалось дозвониться по междугородке до московского телефона в студии Максима Галкина. Сам того не ведая, я правильно ответил на компьютерные вопросы и был зачислен в кандидаты на «миллионера».

Деньги до Москвы, как водится, собирали всем цехом. И особенно помог Виктор Данилович. Его я и пригласил поболеть за меня в зале, но денег на двоих не хватило. Ехать пришлось мне одному, а Виктору Демидовичу я передам привет с экрана, помашу ему рукой. А лучше я ему позвоню, когда припрут к стенке трудным вопросом, — он дядька знающий, да халявную «мобилу» получит… или это у Диброва? Кто щас разберет?